Улен научил меня не бояться, но все же это новое чувство ужасно тревожит меня. Никто не поможет мне, никто не принимает всерьез, ведь никто, кроме меня, не слышит приближения беды, не понимает – в Долине открыли форточку и сквозит! Сквозит из-за Гор в Море. С каждым днем в этом сквозняке все больше настойчивости и нетерпения, и я с минуты на минуту жду, что грозная сила взорвется и выплеснется на нас...
Все это – внутри меня, а на деле – покой, апрель и холод. Малая Луна отпраздновала свое весеннее луностояние, однако апрель так и не расщедрился на тепло. Облака обступили нас со всех сторон, природа просыпается нехотя, точно сон спокоен и сладок, а пробуждение не сулит ни радости, ни весны. Птицы не поют, море дремлет в ожидании ветра, который освободит его от бремени черных, похожих на обугленное печенье, льдин. Вода в ручье едва оттаяла, снег сошел, но черемуха уже вторую неделю заставляет себя ждать. Ветрам дуть лень, тишина заставляет бояться, что время остановилось и Солнце уснуло по ту сторону моря.
Живем потихоньку, огород ковыряем, ждем. Недавно ведьмы погнали нас на рыбалку. Вернулись порожними и такими продрогшими, что зубы стучали, словно молоточки заводного пианино. Ив приготовила кофе, разгорелся камин, Эмиль сел у самого пекла, сложился как складной ножик и кофе не пил. После только, когда задымили потухшие свечи, признался, что встретил у озера пугую ундину. «Если первая весенняя гроза застанет меня без флейты, – решил он, – плохо дело.» Я обиделась. Ундинам он доверяет больше, чем моему дару.
Пугие ундины не всегда подсказывают приметы, тем более меня им не обмануть. Сквозь вату сомнений, облаков и тревог я слышу, как неизбежно и обжигающе поднимается по венам земли волшебный весенний сок. Он прикажет цветам расти, распускаться и снова расти. Запахнет теплой землей, холмы окутаются салатовой дымкой, трава зашуршит, словно шелк, поднимаясь из недр земли. Скоро, очень скоро в этом мире произойдет весна. В ожидании цветущих яблонь и гроз, приходящих с Моря, все падает из рук. Я слышу эти грозы, слышу, хотя они очень, очень далеко...
Вчерашний пасмурный день пришелся на луностояние, да к тому же Ив вознамерилась стричь мальчишек. Дебаты начались с утра. Ив убедительно стояла в дверном проходе, в авангарде эстетики и моды с садовыми ножницами в руках, близнецы – на недосягаемой высоте в оппозиции с бесчисленными аргументами в пользу свободы королевских верноподданных. Я добавила за свободу, почему нет? Пусть сама стрижется, если руки чешутся. Но так просто Ив с толку не сбить, она стрижет ребят раз в две луны и точка. И что поразительно, к вечеру свободные подданные один за другим растеклись в кресле, обернутые белыми простынями. У ребят жутко непослушные волосы, и то, что они предпочитают не стричься, выглядит совершенно справедливым. Но жесткие локоны летят на пол, а я – во двор, на диалог с холодным пасмурным небом. Ненавижу смотреть, как стригут близнецов. Впрочем, волосы растут быстрее лун, так что большую часть времени у мальчишек копна на голове, непролазная, пшеничная, можно сразу обе ладошки запустить – утонут. По душе мне это, что уж лукавить?
Нет на свете ничего такого, что могло бы остановить Эрика. Он абсолютно ничего не боится, только все делает по-своему. Эрик – весельчак, от него до ужаса много шуму и с ним постоянно что-то случается. Посуда, глядя, как стремительно и размашисто он пролетает мимо, бьется сама собой. Он из тех, кто обязательно споткнется о швабру или рухнет с ветки на голову полыньяку. Эрик способен на самые глупые выходки и на самые отчаянные поступки. Все равно, лишь бы громко, весело, от всей души, так, чтобы никто не смог остаться в стороне. Перемчать лестницу, взлететь на дерево, переплыть Аагу – в один взмах! Загореться, рассмеяться, обидеться – секунда. Пленить и обезоружить сердце, хоть свое, хоть чужое, – один гитарный аккорд. Ясно, как день – Эрика любят все. Крестьяне, и те дружат с ним. Эрик часто наведывается в таверну дядюшки Сима. Вересковый эль да яблочное вино, а еще песни, крестьянские и не только. Песни – главное. Эрик играет на своей гитаре с утра до вечера, пока Ив не отберет ее. Иначе он обязательно забудет про дела, разве что обед не пропустит.
С Эмилем все по-другому. Он шумит только в крайних случаях, но, если уж шумит, значит это того стоит. Обычно Эмиль спокоен и абсолютно уверен в серьезности своих мыслей. Он и в самом деле очень умный, мой Эмиль. Он все обдумывает и всегда знает, как надо действовать в любой ситуации. А если не знает, то ни за что не успокоится, пока не разберется. Легкая ухмылка, отсутствующий взгляд, – чаще всего приходится видеть его таким, и не ясно, думает ли он о чем-то приятном, или смеется над окружающей суетой. Эмиль – лидер, и, хотя это почти незаметно, все неизменно и само собой будет происходить так, как рассудит он. Эмиль из тех, кто не станет прикладывать усилий для того, чтобы к нему прислушивались. Его дар: ум и внутренняя сила, но, порой мне кажется, что он сам устает от ответственности, ведь, по сути, чтобы быть счастливым, ему достаточно наблюдать и думать.
– Не волнуйся, детка! – сказал Эмиль мне в тот вечер, когда встретил пугую унидину, – Просто следи, чтобы во время грозы моя флейта всегда была под рукой. Иначе нет смысла и начинать историю.
ДОМ С ЗОЛОТЫМ ФЛЮГЕРОМ
Глава 1, в которой ни дождь, ни ветер не предвещают ничего хорошего
Дом С Золотым Флюгером
Глава 1, в которой ни дождь, ни ветер не предвещают ничего хорошего
Если бы кому-то из нас дано было знать, что ветра могут принести с собой не только долгожданную перемену погоды, но и прорву серьезных неприятностей, мы бы не стали так опрометчиво торопить норд-вест. Нам предстояла ветреная весна, но тем холодным апрельским утром я еще об этом не знала.
Во дворе стоял туман, такой свежей и плотный, что его можно было наливать в стакан. День медленно надвигался из-леса, проступали очертания сада: мокрые, точно написанные акварелью черные ветви яблонь. Небо лежало прямо на вершине Тополя-Великана. Было зябко, неуютно, но при этом торжественно красиво.
Я вздохнула, застегнула куртку поплотнее и полезла в сарай. Конечно, посадками в основном занимаются ребята, но в этом году я честно продула табачную делянку в нарды. Табачная рассада уже взошла в горшках у кухонной печки, и теперь ее нужно было посадить в едва оттаявшую землю. Эмиль обещал накрыть грядки тентом, пока не явится солнце и не согреет наш огород. От меня требовалось всего лишь как следует поразмяться с тяпкой.
Но возиться в земле ужасно не хотелось – посадка откладывалась который день.
Теперь, придирчиво осматривая полки сарая, я в тайне надеялась подыскать занятие поинтереснее. Взгляд сам собой задержался на большой банке белой краски с прошлогодними подтеками по бокам, оставшимися после реставрации кухонного стола.
То, что нужно! Этой замечательной краской можно с чистой совестью покрасить двери и перила веранды, окончательно почерневшие после зимы. Покрасить не спеша, с удовольствием, самым толстым флейцем, который найдется у меня в мастерской. Надо ли говорить, что табачная рассада сразу и безнадежно была позабыта?
Сначала я ошкурила двери. Лоскутки старой краски с легкостью снимались шпателем и планировали на крыльцо, словно сгнившие прошлогодние листья. Мне никто не мешал. Ребята копались в огороде, Ив спала, ревниво сохраняя свою красоту. Я была предоставлена сама себе. Иногда с веток капало на дождевую бочку, полупустая бочка натужно кряхтела и опять наступала тишина. Пару раз доносился заразительный смех Эрика и разок занудливый басок Эмиля, но разговора слышно не было.
Работалось с удовольствием. Тут нельзя торопиться – такую краску, тем более белую, нужно укладывать слой за слоем, тогда оттенок получится почти голубой и очень нежный. Для веранды, ведущей в сад – лучше не придумаешь. В душе поселились мир и благость. Веранда преображалась на глазах, словно получилось поворотить время вспять к тому прекрасному моменту, когда дом был построен и все здесь блестело чистотой, дышало деревом, свежей краской и обожженной глиной. Вернуть красоту – что может быть замечательнее для художника?