Эрик снова чихнул, высморкался и хрипло пожаловался:
- Знаешь, Итта, после такой чудной ночки хочется поскорее умереть. Я думал, мне снился набат, война с серными ведьмами, оказывается, это моя башка раскалывается, как набатный колокол....
Еще не хватало! Я протянула руку и нащупала его лоб. Конечно же, Эрик пылал! У него был серьезный жар, он сидел мрачнее тучи, почесывал грязную шею и даже не догадывался, что своей простудой обязан мне. Но, к сожалению, так оно и было, ведь это я затащила его, босого, в мокрую и холодную, как погреб, пещеру, это я бессовестно отняла у него свитер, и, пожалуй, Эрик не так уж не прав, говоря, что у него от меня одни неприятности. Увы, но шансов на то, чтобы моя репутация в его глазах хоть немного выправилась, было маловато. Что я могла сделать? Сообщить товарищу по несчастью, что у него есть температура?
- Температура есть у всех, - буркнул Эрик, - только вот, кроме температуры, у меня еще и насморк.
Он покорно улегся прямо на пол, сунул раскарябанные камнями локти под голову и стал ждать, что будет дальше.
Примерно за четверть часа ничего нового не произошло, я молча прикидывала варианты развития событий, а Эрик заскучал.
- Сегодня наши играют на Королевской площади в Алъере, - мрачно нарушил он тишину. - И, уж поверь, мое место сейчас там, а вовсе не здесь!
- С чего ты взял? - удивилась я. В такой ситуации услышать от Эрика можно все что угодно, но, честно говоря, такого заявления я и предположить не могла.
Мое недоумение Эрик расценил как оскорбление его лучших чувств и жуткую бестактность. В состоянии простуды Эрик начинал ныть, впрочем, во всем что касается музыки, он всегда особенно ревнив. Тут даже Эмиль частенько попадает впросак, а раз речь зашла про Королевские концерты, я могла быть и поосторожнее. Эрик сел, обиженно тряхнул головой и принялся мне объяснять:
- Алъерь - столица нашего королевства!
- Эрик, прекрати!
- Нет, ты послушай! Каждую весну, четырнадцатого мая, король приглашает из Туона музыкантов. Не надо объяснять, что такое Туон? Так вот! Сегодня лучшие лютнисты играют королю, и я отдал бы, наверное, свой трофейный клинок, чтобы хоть одним ухом услышать их, - на этом месте Эрик чихнул, выругался и продолжил свою тираду. - Наверное, ты не знаешь, но я неплохо играю на лютне. И как раз в тот год, когда полыньяки впервые появились в Желтом лесу, а мы с братом повстречали на своем тернистом пути Итту Элиман, в тот год я тоже играл перед королем! Но та, ради которой я так старался, к сожалению, этого не помнит! - упрек получился наигранный, но, по большому счету, Эрик расстроился искренне, и мне стало жаль его. Бедный Эрик, его бы пыл, да в мирных целях! Ведь он, действительно, прекрасный музыкант.
- Ты играл свои любимые " Старые галеры" Амслея, - сказала я. - Ты играл один, а Эмиль стоял за сценой и отстукивал ритм. Насколько я понимаю, ритм там очень мудреный, и Эмиль боялся, что ты собьешься. Но ты был лучший, Эрик! Когда отзвучал последний аккорд, сам король встал, и за ним, в восхищении, поднялись все, кто слушал тебя, весь зал. А я... Эрик, я никогда не смогу забыть этого, понятно? Так что не говори зря, лучше объясни, с чего ты решил, что сегодня четырнадцатое мая?
"Великий" музыкант опять растянулся на полу и удовлетворенно вздохнул, мои слова пришлись ему по душе. Он задрал повыше ноги и задумчиво произнес:
- А почему нет, может и четырнадцатое?
" Действительно, - подумала я, - почему нет?" День сегодня мог быть какой угодно, но раз уж все так безнадежно, то, наверняка, четырнадцатое. Ведь обиднее всего сидеть здесь и думать, что лютнисты играют в Алъере королю. На площади полно народу, там праздник, веселье, а, может, даже гонки на кахлах.
- Хочешь, - предложила я, - я нарисую тебе настоящую старинную галеру, когда мы вернемся домой?
- Не надо, - ответил Эрик, - рисуй уж лучше свои пейзажи, а галера... Ну её!
Мне показалось, что он собирается еще что-то сказать, но Эрик промолчал. Больше мы не разговаривали. Тишина и холод становились невыносимыми, иногда с потолка срывались и падали капли, но это были единственные звуки. Полыньячный колодец точно умер, по крайней мере, оттуда не раздавалось ни шороха. Я походила немного, чтобы согреться, это быстро надоело. Локоть болел, очень хотелось есть. Тогда я снова села и принялась расчесывать пальцами длинные тяжелые волосы, а потом произошло то, что заставило меня не поверить своим ушам.
Шаги! Я услышала шаги! Там, внутри черной скалы, сначала еле уловимо, а затем все яснее, шлепали босые ноги. Кто-то направлялся сюда, к нам! Я постаралась сосредоточиться и понять насколько это опасно. Ничего не вышло. Я нащупала арбалет, сжала, но поднять не рискнула. Зато Эрик соображал гораздо быстрее меня, он вскочил, обнажил клинок и прижал лезвие к бедру. Если бы было не так темно, я бы увидела, как решительно сузились его глаза и добела напряглись на его руках жилы.
Шаги приближались, они достигли нашей пещеры раньше, чем у меня созрел план, и стихли. Мы перестали дышать, Эрик замер, готовый к бою, я отпрянула к стене. Послышался щелчок чужого огнива, факелы ослепили нас своим мгновенным появлением. Стены нашей темницы озарились ярким светом, мы зажмурились. Незнакомый, спокойный и властный голос сказал:
- Эрик Травинский! Итта Элиман! Положите оружие! Горы - не место для игр в любовь и отвагу!
Я вздрогнула: услышать наши имена здесь было пострашнее, чем упасть в полыньячный колодец. Эрику тоже это не понравилось.
- Положить оружие? - прогремел мой друг. - И не надейтесь! Кто вы и что вы хотите?
- Ты очень смелый мальчик, Эрик, раз задаешь вопросы здесь, в Запретной Земле, - прозвучало вместо ответа.
Перед нами стоял невысокий статный мужчина с неясным, острым лицом. Мне показалось, что я чувствую его незримую силу на своих плечах, словно пронзительный взгляд зачерпнул прямо из глубины меня.
Несмотря на холод, человек был раздет. Только короткий полог, да толстый ремень на бедрах. Смуглое поджарое тело отражало отблески пламени и казалось золотым. Оружия не было, хотя толком ничего разглядеть не удавалось. Очевидным было только одно - от человека исходила сила, сверхъестественная сила, как тепло от солнца, как заряды энергии во время грозы! И хотя я не видела его лица, я ощущала, что он смотрит в меня гораздо глубже, чем это допустимо. Ни опустошения, ни страха я не испытывала, его взгляд перелистал меня, словно обычную книгу и отпустил. И только тогда я поняла, что мой дар скоро вернется, и заметила, что странный человек пришел не один.
Вдалеке, у самой стены стоял еще кто-то, я увидела его и окончательно потеряла дар речи. Около арбалета Эрика, переминаясь с ноги на ногу и пофыркивая большущим усатым носом, стоял самый что ни на есть мокролапый кунт. В одной из трех лап он совершенно спокойно держал добротный просмоленный факел, он держал его так, как будто все кунты только и делают, что носят факелы.
- Не бойтесь кунта, Итта Элиман! - заметил мое смятение мужчина. - Если б не он, я не обнаружил бы вас так скоро.
- А я и не боюсь... - ответила я.
Я не боялась, все напоминало продолжение блеклых обрывочных снов. Но, учитывая то, как ярко горели факелы и как больно врезалась рукоять арбалета в пальцы, которые я забыла разжать, приходилось волей-неволей верить в происходящее.
- Не могу обещать, что разговор будет приятный, но поговорить необходимо, - продолжал человек, обращаясь скорее к Эрику, чем ко мне, - стоило бы подержать вас здесь еще пару ночей, дабы вы как следует ощутили последствия нарушенного закона. Не случись тут голодные ящеры и простуженный босой мальчишка, будьте уверены, я бы так и сделал. Собирайтесь и следуйте за мной!
Эрик недовольно засопел, вряд ли ему понравилось, что его дважды обозвали мальчишкой. Но что тут скажешь? Золотой человек был абсолютно прав, по закону мы давно должны быть мертвы. Если б он только знал о ветрах, и о том, как мы здесь оказались, но он ничего этого не знал, а повернулся и пошел вглубь скалы, освещая факелом узкий туннель. Эрик понимал - это наш единственный шанс выбраться отсюда и решил не спорить; он наклонился к арбалету, чтобы поднять. Золотой человек тотчас оглянулся.