За эти дни многое, мучившее нас, стало ясным. Ветра Унтара бродили по королевству, безумствуя от существования арбалетов, которые мы тянули на своих плечах уже несколько лет. Но они пасли не только нас, мудрый Унтар искал Улена, и я вдруг поняла, откуда появилось чувство сквозняка - из фьорда Яблочного. Не было ничего простого и ясного в Древнем мире, не было ничего не защищенного от черных сил вечной мглы, и арбалеты Унтара не стали исключением - вот зачем на каждом оружии Отуил сделал обманные руны. Тайна ветров и арбалетов пережила тот мир, и, возможно, то, что годилось тогда, вовсе не подходило сегодня. Мы охотились за смерчем, а, по сути, это он охотился на нас и не ясно, как могла выглядеть наша встреча. Мы все дальше уходили от Алъеря, наша охота все больше напоминала привольное странствие бродяг. Чего нам по-настоящему не хватало, так это флейты и красок. А иногда и гитары. Я скучала по Эрику как-то особенно, где-то глубоко и тихо. Эмиль пел мне на сон его песни, мы говорили о Туоне, о нашем Доме с Золотым Флюгером, и совсем не говорили о ветрах.
День за днем проходил июнь. Салатовый мир понемногу превращался в темно-зеленый, рыжая щетина Эмиля все больше напоминала бороду, а моя челка смешалась с остальными волосами. Лес менялся, менялись луга, они точно толстели, лоснились и наливались летним соком. Поспели орехи и ягоды, а к середине июня пошли сыроежки; в деревеньках, что встречались у нас на пути, понемногу готовились к сенокосу. Солнце палило, гремели июньские грозы, мы загорели, закалились и постепенно, вместе с нами, менялись и наши мысли. По-прежнему горела руна, и смысл нашего путешествия становился сомнительным. Все чаще мы говорили о наших друзьях, все больше Эмиль волновался о брате, но о ветрах мы молчали.
Смерч что-то мудрил, я уже начала подумывать, что сила его столь велика, что руна вспыхнула только оттого, что он проснулся. И теперь она будет гореть вечно, пока Эмиль Травинский, шагающий сейчас по бескрайним юго-западным лесам, рядом со своей возлюбленной, темной девой из рода иттиитов, задиристой девчонкой с длинными каштановыми волосами и черными раскосыми глазами; пока Эмиль Травинский не выпустит в этого ветряного монстра пять стрел из арбалета, качающегося на его плече. Так думала я, но постепенно во мне стало что-то происходить. Я все чаще подумывала о том, что ветра Унтара в очередной раз обвели нас вокруг пальца, да и Эрик, наверняка, натворил без нас дел. Предчувствие перемен одолевало меня; перемен, означающих смутные дни, перемен, берущих свое начало в далеком прошлом. Я чуяла, что больше не владею ситуацией и не знаю, зачем мы идем так долго и так далеко.
До Перепусков и после них тянулись бесчисленные леса, смешанные или, что чаще всего, сосновые, ведь, по сути, Дремучие Каньоны - песчаные дюны; раздолье для смерча - гуляй, не хочу.
Кончился табак, а испытание едой оказалось самым невыносимым из всех, что достались нам на столь недолгий жизненный опыт. На травы и постное мясо невозможно было даже смотреть, и настал момент, когда меня вырвало куропаткой и когда Эмиль сдался.
- Разобьем лагерь, - сказал он, - кое-что исправим!
- Ты имеешь в виду, мы остановимся? - не поверила я.
- А почему бы и нет! Тебе здесь не нравится?
Это была отличная идея, но, думаю, Эмилю дорогого стоило на это пойти. Кое-что действительно удалось исправить. Например, поймать зайца да собрать травы и щавеля на салат, но самым трудным все-таки оказалось достать табак. Искать его в июне совершенно бессмысленно, мы пробовали сушить желтозвездочковые листья, но они горели едко и быстро. Тогда Эмиль решился на то, что Эрик сделал бы уже давно. Как-то вечером он исчез и вернулся только под утро. Я проснулась от сказочного запаха, - мой друг курил ядреный самосад, но мне показалось, что душистее его и быть не может. Эмиль был уверен, что я не заметила его исчезновения, и как всегда обольщался на мой счет.
Эмиль выменял дедушкино огниво на целый кисет. Старый лесник сообщил, что до жилья очень далеко и он сам много дал бы за краюху хлеба. Но картошки Эмиль принес. Получился настоящий праздник.
И все-таки остановка мало помогла. Мы все больше начинали понимать, что о таком путешествии надо было позаботиться заранее. Мы шли и шли и не известно, сколько бы еще прошли, если бы не случай.
Однажды вечером, подобравшись к самим Перепускам, мы сидели у костра, как вдруг к нам на поляну выкатился серый пушистый комочек. Он поёрзал, подобрался поближе к огню и развернулся. Из-под мягкой шерсти вынырнули прелестные ручки и ножки, крохотные грудки, розовый животик, и, наконец, открылось личико: не по размеру огромные, с роскошными ресницами, глаза, носик пуговкой и ротик такой малюсенький, что не мудрено было поверить - пугие ундины питаются только цветочной пыльцой.
Пугие ундины похожи на ежей: с одной стороны спинка покрыта мягкой серой шерсткой, а с другой - розовое девичье тельце. Кроме того, пугие ундины любили Эмиля. Я знала - им нравится его запах и в глубине души завидовала им, потому что, кроме свежей смородины и молока, Эмиль пах еще чем-то, чего я не слышала и что привлекало ундин.
Эмиль расценивал их любовь по-своему. Всякий раз встреча с пугой ундиной предвещала ему примету. Эмиль находил ее немедленно и неукоснительно ей следовал.
Ундины не боятся людей, но редко проявляют к ним интерес; только летом и только к мужчинам, ведь не секрет, что все ундины - женщины.
Эта маленькая тварь потопала перед Эмилем ножкой, изогнула пушистую спинку и обнюхала его шнурки. Эмиль рассмеялся.
- Чего доброго, она кокетничает со мной, - он наклонился и провел указательным пальцем по ее животику.
Пугая ундина вздрогнула, удивленно хлопнула глазами и стремительно, точно оскорбившись, свернулась в клубочек и укатилась прочь. Но ночью мне слышалось ее грустное сопение из травы, она наблюдала за нами, и это было ужасно противно.
-- Встретим реку - вернемся к Эрику, - сказал наутро Эмиль.
Реку мы встретили уже через пару дней. Это была не Аага, а, как мы узнали позже, ее приток.
- И как после этого не верить пугим ундинам? - Эмиль сдался.
Мы пошли по течению, что рано или поздно обязательно привело бы нас к морю. Не дождавшись смерча, мы возвращались, чтобы вновь искать учителя. Только учитель мог пролить свет на тайну загадочных и опасных ветров и рассказать Эмилю, как победить смерч. Другой вопрос, что Улен совсем не торопился нам на помощь...
Река текла спокойно и дружелюбно, путешествие стало приятнее, мы купались, плавали наперегонки, ловили рыбу и выпекали ее в золе. Люди в этих краях почти не встречались, ведь прежде чем снова повернуть к морю, мы дошли почти до самых Дремучих Каньонов.
Как-то раз после обеда, когда солнце уже роняло в воду длинные и теплые руки, Эмиль лежал на берегу и жевал травинку. Рядом с ним, ухватившись между двумя рогатинами, ходила ходуном тонкая удочка. Но мелкая рыбешка не привлекала Эмиля, он ждал, когда поймается что-нибудь стоящее. Налим, как минимум....
Я зашла по колено в воду, окунулась и поплыла меж солнечными тенями. За мной струились пузырьки воздуха, и вода шла волной из-под моих ладошек. Стаи рыбок недоуменно рассыпались и на безопасном расстоянии пялились на меня своими выпученными глазами. Я плыла, и солнце жаром собирало где-то у сердца осознание лета, полноправного, свежего, нового лета.
Я не заметила как Эмиль нагнал меня. Он схватил меня за ногу и притянул к себе.
- Набери воздух! - мы нырнули и поплыли под водой.
Под водой обязательно надо открывать глаза, иначе какой смысл? Сначала - мутно, моргнешь - проясняется, под водой так всегда. Прозрачная река причудливо искажала Эмиля, он проплыл длинной изящной рыбой где-то подо мной, выдохнул, и огромный воздушный пузырь, нехотя покачиваясь, всплыл под речной потолок. За пузырем тотчас бросились мальки, они охотились на неизвестное. Водоросли лизнули ноги, я потянула плечом и оказалась на спине. Надо мной из стороны в сторону, точно яичница в масле, качалось солнце....