Вынырнули почти одновременно.
- Наперегонки? - предложила я.
- Ты все еще на что-то надеешься? - фыркнул Эмиль.
- Еще бы! Размах плеча тебе не поможет! Догоняй! - я поплыла так быстро, как могла, но Эмиль обогнал меня почти сразу, поднял пяткой фонтан и повернул к берегу, я сбросила скорость и вплыла прямо в его руки. Эмиль уронил меня в воду, и мы оказалась на песчаном дне в двух шагах от берега.
- Я сказал - тебе не на что надеяться, темная дева?
- Знаю! - я обняла его мокрые крепкие плечи. - Только потому, что я люблю тебя, я никогда тебя не одолею...
- Не только поэтому, Итта. Ты живешь по другим правилам, твое тело состоит совсем из других веществ. Проверим? - и, не дожидаясь ответа, руки его заскользили по моей коже. Кожа очнулась, она мгновенно высохла и зазолотилась. Эмиль не лгал, я состояла из чего-то непохожего на него, из чего-то, что взрывалось и таяло от касания его взгляда, желания его руки...
Вечером следующего дня нас нагнали плавучие дома ойёллей.
Пологое устье реки открывало далекие виды. На все четыре стороны раскинулись пышные желтые луга. Только березы да ивы, растущие вдоль воды, отбрасывали свои кружевные тени и спасали нас от нещадного полуденного солнца. Именно в полдень, очнувшись от полудремы в тени берез, мы заметили шатры ойёллей - несколько пестрых точек, они плыли неспешно и нагнали нас только вечером.
Ойёлли - дикий бродячий народ. Менестрели, балаганщики и шуты на ярмарках, в остальное время они заплетают волосы в косы и путешествуют на уутурах или по рекам, уходят в Дальнее море, привозя оттуда кофе, пряности и разные диковинные вещи. Ойёлли - не подданные короля, они кочевники, не участвующие ни в войнах, ни в походах, они - носители народной мудрости, гордые шуты, моряки и музыканты, пускающие за собой по водам венки из белых лилий...
Обычно ойёлли не торгуют в пути, но для нас, Белой Гильдии короля, похожей теперь на исхудалых бродяг, они могли сделать исключение. С этими надеждами мы встречали проплывающие яркие, неописуемо пестрые шатры.
Мужчины и женщины ойёллей носили косы, только мужчины облачались в кожу, а женщины обматывались шелковыми, цветными шалями. Они стояли на палубе, скрестив на груди руки, и осматривали нас без всякого любопытства. Никто из них не выказал никакого интереса к печальной участи охотников за ветрами, они явно нас игнорировали, эти вольные странники. Так проплыли три шатра. На палубе четвертого стояла женщина, она стояла одна, я смотрела на нее и чувствовала как безосновательна моя уверенность в своей красоте и самодостаточности; как в ее глазах, синих, точно море, смешна и нелепа моя гордыня. Я смотрела на нее и понимала, что в ее руках, полных и белых как речной песок тает моя свобода, моя тайна, что женщина, живущая во мне, для нее вся как на ладони. Плавные жесты, неспешный наклон головы, она улыбнулась мне широко и открыто, кивнула кому-то, и легкая лодка спустилась на воду. Улыбаясь и шурша шелком, хозяйка шатра сама взялась за весло.
- Не откажите взойти к нам на вечернюю песню. Меня зовут Най-Мун.
Так мы оказались на плоту ойёллей. Лодка причалила к последнему шатру, и двое мужчин в широкополых шляпах затащили ее по пологим доскам; Эмиль помог им, и они обменялись поклонами, гордыми и спокойными.
В шатре находились только женщины и дети, Най-Мун впустила нас с Эмилем и исчезла. Перед нами красочно предстала живая иллюстрация слова "изобилие": здесь было все, что только может себе вообразить ярмарочная душа. Повсюду без всякого порядка лежала посуда, бусы, кольца, зонты, пряности, игрушки, вырезанные из дерева и раскрашенные позолоченной краской, шелка и кожа, сбруи, мешочки для табака, расшитые бисером, кальяны для курения и уйма всякой всячины. Дети, одетые в шелк, украшенные бусами, серьгами и браслетами, играли этими же вещами. Женщины шили, они не обращали никакого внимания на явившихся откуда ни возьмись оборванных путников, своим видом никак не отвечающих всей этой роскоши.
Вскоре Най-Мун вернулась в сопровождении длиннокосого мужчины.
- Идемте, - сказал тот, - я доставлю вас к вождю Тейю-Рыбе.
Ничего не понимая и порядком удивляясь, мы вновь оказались в лодках. Най-Мун сказала что-то на своем языке, мужчина ответил отказом, тогда она подняла руку в знак приказа и тоже села в лодку.
-- Подождем, - решил Эмиль, - что проку спрашивать?
Странностям ойёллей удивляться не приходилось, и все же нас здесь за кого-то принимали.
Вождь путешествовал в первом шатре, он оказался чернобров и молод.
- Вы хотите есть? - спросил Тей-Рыба.
- Нет, - хором соврали мы.
- Тогда дождемся вечерней песни. Кто из вас говорит на языке полыньяков?
Мы пожали плечами - вождь говорил глупости.
- Полыньяки не разговаривают, - сказал Эмиль.
- Значит, никто... - Тей-Рыба встал, и Най-Мун подала ему куртку. - Вы ничем не поможете нам. Останетесь до песен и возвращайтесь к своим делам, конвой.
Такое гостеприимство ойёллей показалось более чем странным.
- Мы не конвой, - хмуро ответил Эмиль, - мы - Белая Гильдия.
- Гильдия? - удивился вождь. - В такой глуши? Впрочем, я слышал, вы охотитесь за ветрами?
Вот новости! Никто не знает, что мы охотимся за ветрами, а ойёлли знают. Хотя, возможно, за то время, что мы провели в лесах, это стало всеобщим достоянием, особенно после урагана в Альере. И все же не лишним было поинтересоваться, но, судя по виду вождя, он не особенно был настроен продолжать разговор.
- Откуда вы знаете? - поспешила спросить я.
- Мы поймали полыньяка. - сказал Тей-Рыба.
- Что? - Эмиль потерял самообладание и повысил голос. - Полыньяки уже три весны не показываются в наших краях. Нашествие этих тварей давно можно считать завершенным! Или у меня устарелые сведения?
- Успокойтесь, молодой человек, - поморщился вождь, - мы поймали полыньяка не здесь, а за Южной границей. Но даже там знают про Гильдию и ветра, что угрожают полуострову Йо-Йо (полуостровом Йо-Йо ойёлли называли наше королевство).
- Что скажешь? - спросил меня Эмиль.
- Полыньяки не разговаривают, - повторила я, - но они думают...
- Наш старейшина умел говорить с ними, - сказал Тей-Рыба, - но его унесли воды времени, и теперь эта черная склизкая тварь сидит у меня в трюме и ждет решения своей судьбы.
- У вас в трюме полыньяк?
- Ну да, - вождь направился к выходу, - жаль, я думал, конвой должен знать их язык...
- Я повторяю, - Эмиль начал терять терпение, - мы не конвой! Но мы видели сотни таких тварей и еще больше колодцев, ловушек и ям, оставшихся после них.
- Тем не менее, вы не понимаете их язык, - Тей-Рыба явно устал от нас.
- Подождите, - решилась я, - я бы хотела посмотреть на полыньяка, который знает про наши ветра!
- Ваши ветра? Полыньяк сказал - это ветра смерти, месть серных ведьм. Что можете вы, люди, играющие в войну?! - вождь оглядел меня. - Я думаю, вам надо возвращаться к делам. Песня ночи не доставит вам удовольствия, агенты короля.
- Я бы хотела взглянуть на полыньяка! - настаивала я. - Что вы хотите узнать у этой твари?
- Прощайте! - сказал Тей-Рыба и покинул шатер. Най-Мун молча открыла полог, мы вышли следом за ним, нас ждала лодка.
Вечерело, Малая Луна уже прогоняла Солнце за горизонт. По небу тянулись длинные сиреневые облака, перед нами лежал лес - мой лес, туманились поля - мои поля. И, признаться, я рассердилась. Я чуяла - полыньяк знает что-то, без чего нам не обойтись, а, значит, мне непременно надо с ним встретиться. Эти ойёлли, чужаки, бродяги, командуют на нашей земле, знают наши дела и просто наблюдают, не вмешиваются! Все не вмешиваются - Улен, Хранитель Гор, Король, все!
Мы уже порядком отплыли от шатра ойёллей. Я привычно вкинула на плечо свой арбалет и оглянулась. Вождь и его женщина хотели использовать нас в своих целях, невозмутимые и красивые, равнодушно смотрели они нам вслед. И тут меня разобрала такая злоба, что я стиснула зубы и вдруг поняла - как только я скажу то, что знаю, их равнодушие мгновенно закончится, вот они занервничают, забегают, я даже улыбнулась, представив эту картину. И точно как тогда, в пещере Хранителя Гор, во лбу у меня зажгло и дрогнуло. Громко, ясно произнося каждое слово, сама не зная, каким будет следующее, я заговорила о том, что увидел мой дар.