Влетев под крышу, он резко затормозил и ловко сместился вбок, хватая Ари за руку и помогая ей остановиться рассеянным импульсом кинезиса – как вовремя подставленной пуховой по-душ-кой размером с кровать.
– Разбойник! – фыркнула Ари, отдуваясь. Повертела головой. – Где мы?
– Надпись над входом видела?
– Нет. – Не удержавшись, девушка добавила. – Вход промелькнул слишком быстро.
Клаус проигнорировал это замечание. Тем более что на самом деле Ари вовсе не сердилась. Ну, всерьёз не сердилась.
– Заведение называется "Иннерспейс". Иначе говоря, внутренний мир, психокосмос. Из-вест-ное местечко… среди тех, кому не за двадцать. Так. Нам туда.
Ари продолжала смотреть по сторонам, выхватывая из пёстрой непонятности то мигающие разноцветные огни, то закрученные до полной потери смысла надписи на всех доступных гладких поверхностях, то шагающие/бегущие на месте фигуры в сплошных одеждах, слишком эластичных для того, чтобы быть доспехами. В эфире тоже царил изрядный хаос: кто-то испускал аритмичные всплески адреналинового восторга, кого-то несло по крутым виражам, кто-то строил многоходовые планы, ощущая себя как минимум заместителем божества…
– Вот, – указал Клаус, когда достиг более-менее свободного угла. – Одевай это.
"Это" было такой же эластичной одёжкой, как на большинстве присутствующих, со сплошным шлемом в придачу. При взгляде в упор стало заметно, что "это" подвешено внутри металлической рамы на многочисленных тонких растяжках. Не дожидаясь, когда Ари сделает, что сказано, Клаус полез в такой же костюм, висящий по соседству. То, как ловко он при этом пользовался кинезисом, выдавало большую практику.
– А что потом?
– А потом мы окажемся в одной и той же симуляции, и я скажу, что, где, с кем и как. …Ближе к вечеру того же дня, покидая "Иннерспейс" вместе с Ари, после продолжительной паузы Клаус заметил:
– Боюсь, ты основательно подпортила репутацию моего героя. И пребольно шокировала нашу сим-тусовку.
– Я не сделала ничего запрещённого…
– Точнее, ничего запрещённого игровыми правилами.
– Но тогда…
Клаус перебил:
– Есть и другие запреты.
После короткой паузы он недовольно поморщился и сказал:
– Нет. Не запреты. Лучше сказать – очевидности. Стереотипы. Не следовало тебе вот так сходу брать нож и вырезать группу Торговца.
Ари пожала плечами.
– А почему я должна была щадить врагов? Только потому, что это – игра?
Клаус снова поморщился. На этот раз – иронично.
– Любимая, в играх, как и в жизни, должно быть место беседе и компромиссу. У Торговца, как и следует из его прозвища, нужно было покупать вещи. Покупать, Ари, понимаешь? Трупы, конечно, не запрашивают с новичков возмутительных сумм и не скупают трофеи по цене хлама. Трупы вообще не склонны возражать живым, расставаясь со своим имуществом. Но о таком историческом понятии, как грабёж, отягчённый убийством, никто давно не вспоминает даже в играх.
– Но арбитр дал мне высокий балл достоверности. Ты сам сказал, что никогда не видел такого высокого балла.
– Арбитр – не человек, а синтет, – Клаус уже откровенно веселился. – Он соотносит поведение игроков историческим прецедентам да ещё следит за исполнением писаных правил игры. Если бы судьёй был живой, он не был бы и наполовину столь… объективен.
– Я всё равно не понимаю, что такого страшного я совершила.
– Я заметил, – хмыкнул Клаус.
Вечерний Вейнур перестал темнеть – наоборот, он понемногу разгорался россыпями искусственных огней, сияя всё ярче, впадая в аляповатую пестроту. На глейвах стало многолюднее, да и общее настроение изменилось. Стали чаще попадаться группки влюблённых (далеко не всегда чётные) и одиночки, пьяные вовсе не от любви. На фоне этих перемен в эфире Ари уже не казалась особенно яркой. Многие наслаждались эмоциями не меньшего накала – особенно те, кто не брезговал подстегнуть себя химией. Теперь Ари и Клаус – особенно Клаус – ещё сильнее бросались в глаза из-за своей сдержанности, столь неестественной на общем фоне.
– Лайт, – сказал Клаус, – никогда не сделает того, что может огорчить другого лайта. Самое большее, что он может себе позволить, да и то при Сетевом общении – вежливая отстранённость. То, что ты учинила, должно было сильно расстроить Торговца. Меня это, между прочим, тоже не порадовало. Ты ведь это ощутила?
– Да.
– И как, понравилось?
– Нет.
– Вот то-то и оно. У тебя на родине можно действовать без оглядки на чувства ближних. У нас нельзя. Вчувствуйся в эфир как следует, и ты поймёшь, почему.