Счастье… А было ли оно вообще в её жизни? Светлое, воздушное, не оставившее в душе ни единой капли горечи и обиды, оно было, конечно, было, но слишком давно, так давно, что успело позабыться…
Полина погрузилась в воспоминания почти двадцатилетней давности, стараясь воссоздать по кусочкам тот единственный день, ради которого стоило бы вернуться в своё собственное прошлое и пережить всё заново.
…Крохотные лакированные туфельки с кружевной оборочкой звонко стучали каблучками по тротуару, и маленькая девочка с огромными, как у ангела, голубыми глазами не могла отвести от них своего восхищённого взгляда. В тёплом воздухе мая пахло сиренью и молодыми свежими листьями, а она шла, не замечая ничего кругом, глядя только на свои волшебные башмачки, которые ей накануне подарили родители. Из-за пышной юбочки девчушке были видны только носочки страшно дорогой обновки, и, чтобы получше разглядеть своё богатство, она то и дело высоко поднимала маленькие ножки.
В тот день воздух в парке был пропитан запахом горячих сахарных пончиков, и взрослая девочка, сидящая у окошка троллейбуса, улыбаясь, ощущала на своих губах сладковатый привкус самого большого в её жизни счастья. Двадцать лет спустя она снова шла по солнечной майской дорожке детского парка, доверчиво держа свою крохотную ручонку в тёплых ладонях отца и всё ещё живой матери…
Неожиданно рука Полины сжалась, и тонкие края колечка больно впились в её кожу. Боже мой, какой же она была дурой! Долгие годы, опустошая душу, она разменивала свою жизнь на блёклые грошики бестолковых дней, убегала от самой себя и обеими руками отталкивала то, что было всего дороже.
Перед глазами Поли, мелькая, проносились недели и месяцы её бесполезной жизни, выхолощенной до основания собственной глупостью и спесью. Родной человек, оставшийся на солнечной дорожке детского парка, ждал её тепла и понимания долгих двадцать лет, но маленькая девочка в лакированных туфельках не захотела услышать его боли и кричащего одиночества. Проносясь по жизни, она меняла игрушки и убеждения, костюмы и мужей, напрочь забыв о том, что где-то рядом есть близкий человек, отдавший ей всего себя без остатка и не получивший от неё взамен хотя бы сочувствия.
Крепко сжав в руке счастливый билетик, Поля до крови обкусывала губы, проклиная свою глупость, заставившую отвернуться от единственного человека, любившего её, Полечку-Полинку, ради неё самой. Дорогие побрякушки, блестящие тряпки, шуршащие купюры — то, чему она поклонялась всю свою сознательную жизнь, вдруг показалось ей жалким пустячным хламом. Если бы только было возможно, она, не задумываясь, отдала бы всё, что у неё было, за один-единственный час того майского дня в парке среди цветущей сирени…
Нащупав в кармане колечко, Полина взяла его двумя пальцами и, встав с сиденья, решительно двинулась в конец вагона. Она подошла к кассе, достала из кармана кольцо и, подержав его несколько секунд над щелью, опустила золотую безделушку в узкую прорезь для монет, а потом повернула круглую железную ручку кассы. Сверкнув между медными пятачками и копеечками, проклятое кольцо полетело в общий ящик. Без сожаления отвернувшись от кассы, Поля подошла к дверям. Теперь она знала, куда ей идти и где искать своё потерянное счастье.
Не разбирая дороги, Марья бежала по полю, а в её груди неповоротливо плюхало рваными ударами перепуганное сердце. Цепляясь каблуками за кочки, она то приседала, то неловко подпрыгивала, и, обжигая ноги засохшей колючей стернёй, тихо и безнадежно подвывала. Искусанные в кровь губы беззвучно шевелились, и изо рта Марьи вырывались какие-то нечленораздельные звуки, мало похожие на человеческую речь. Мокро всхлипывая, она втягивала воздух, на несколько секунд замирала и, изломав губы, хрипло выталкивала его назад.
В голове Маши метались неизвестно откуда взявшиеся сумбурные обрывки мыслей, не относящиеся ни к чему конкретному, необъяснимые и странные, а перед глазами, рябя синими и люминесцентно-рыжими искрами, плыли огромные круги, неровные и подвижные, словно туловища гигантских светящихся медуз. Приминая ногами засохшую стерню, Марья изо всех сил бежала вперёд, а в её мозгу мелькали лоскуты цветных картинок, никому не интересных и абсолютно бессмысленных.