— Слав, ты спишь?
— Нет.
— Помнишь, как отец учил нас с энергиями работать?
— Да. Мы называли это «шаманить».
— Ага. Ляг ровно.
Он ничего не спросил, а просто вытянулся на кровати. Я засунул руки под одеяло и опустил ему на грудь. Я отдавал. Поток любви устремился в руки, а из ладоней в его грудь и тело. Захватил, раскрыл и отпустил. Между нами не было преград, и ответная волна прошла через меня. Я отдал всё, что у меня было. И когда обмен завершился, понял, что ему пора собираться на автобус.
— Ветерок… — тихо произнёс он и накрыл мои ладони, прижимая к сердцу, когда я уже хотел убрать.
— Да.
— Прости меня, пожалуйста… — Я видел, как у него на глазах выступили и покатились вниз слёзы, а подбородок задрожал.
— Ты чего?
— Пожалуйста, прости меня, — вновь попросил он и судорожно сглотнул.
— Да за что?
— Помнишь, в день перед вашим отъездом ты так набегался и устал, помогая собирать вещи, что, придя ко мне на прощание в гости, так и уснул на моей кровати? Отец не стал тебя трогать, оставив до утра. Той ночью, обнимая тебя и зная, что, возможно, больше никогда не увижу, не прикоснусь… я не выдержал и… — Он замолчал, ему было очень тяжело произнести то, что он хотел. — Я… трахнул тебя…
— Дурак, — сказал я, слушая, как колотится измученное сердце, — не мог другого слова подобрать?
— Это правда… Я хотел сразу тебе признаться, но не смог, испугался, что ты оттолкнёшь, не примешь меня. Хотел, чтобы твоя любовь, а не ненависть, осталась со мной, когда ты уедешь. Я измучился, всё это время я винил себя за содеянное… И в то же время вспоминал, жаждал повторить и вновь пережить то наслаждение. Прости, что даже сейчас, сознаваясь, я подспудно неистово желаю тебя…
— Дурак, — я вытащил правую руку и прикоснулся к его мокрой от слёз щеке, — я тогда не спал, — сказал я и, наклонившись, поцеловал его… А дальше… Дальше…
Я проводил его на автовокзал. Посадил в холодный автобус.
— Рад был тебя видеть. Счастливо доехать. Пока!
— Пока!
Прощальные объятия, рукопожатие. Он сел на своё место, отодвинул штору и всё смотрел, смотрел на меня, не отрывая взгляда, будто желая навсегда запечатлеть в памяти мой образ. Двери закрылись, автобус завёлся и тронулся с места. Прощальный взмах руки. Он уехал…
Внутри у меня всё замерло, словно омертвело, и я опять не улыбался. Только сердце бухало, живое, в отличие от меня. Вернувшись домой, занимался обычными делами, поел, сходил в больницу. В понедельник в школу, но до него было три дня, три бесконечных дня. Я не плакал. Слёзы стояли в глубоком колодце души с чёрной обжигающей холодом водой. Я заледенел. Как же легко ей было тогда заполучить меня, моей маленькой королеве, но она не сделала и движения в мою сторону, потому что я и так принадлежал ей — пойман и приручён. Она гладила мою пушистую шёрстку и пела, а я засыпал навсегда, чтобы видеть яркие и такие живые звериные сны. А сердце билось, ему не было до всего этого никакого дела.
— По небу, по небу в далёкие дали уносит мой ветер слёзы печали, а-а-а-а-а… По белому снегу в далёкие дали уносит мой ветер тело печали, а-а-а-а-а… Приют одиноких, приют безымянных, остывшие камни, холодные камни. Мой маленький ветер, на всём белом свете ты самый родной человек на планете. По небу, по небу в далёкие дали уносит мой ветер слёзы печали, а-а-а-а-а… По белому снегу в далёкие дали уносит мой ветер тело печали, а-а-а-а-а… Я дам тебе силу живым оставаться, я дам тебе радость любить и влюбляться. Беги же, родимый, лети же по небу, пусть будет дорога укутана снегом. По небу, по небу в далёкие дали уносит мой ветер слёзы печали, а-а-а-а-а… По белому снегу в далёкие дали уносит мой ветер тело печали, а-а-а-а-а… Просыпайся и живи! Любовь не должна умирать никогда.
— Спасибо, королева.
— По небу, по небу в далёкие дали уносит мой ветер слёзы печали, а-а-а-а-а… По белому снегу в далёкие дали уносит мой ветер тело печали, а-а-а-а-а…
========== 14 - 25 января ==========
Зависимость. 14 января 2006 г.
Я предчувствовал, что у меня кончается время на интернет-карте. Утром зашёл проверить счёт. Мне показали, что денег ещё много. Я расслабился, а через полчаса интернет отключился. С горя я завалился спать. Провалялся в ярких снах шесть часов, пока меня не разбудили соседи, «обрадовавшие» тем, что у нас всё-таки перемёрзли водопроводные трубы. Теперь воды нет. И не будет, пока не ослабнут морозы. Я ходил и не знал, чем себя занять. Пробовал читать, играть, смотреть фильмы, но все мои мысли крутились вокруг дневника и того, где взять карту. Я стал обыскивать дом в поисках денег, собираясь идти в воскресенье утром за новой карточкой. Денег не было. Обшаривая карманы отцовской одежды, я понял, что толкнуло меня на это. Я подсел на ведение дневника в сети. Он стал мне нужен: друзья, общение, самовыражение, творчество, жизнь. Когда я это понял, мои руки опустились. Я пошёл к себе и заплакал, а потом забрался под одеяло и опять уснул. Проснулся вечером и поймал себя на мыслях о том, что я буду писать в новых постах. Понял, что ничего не могу с собой сделать, поэтому оделся и пошёл унижаться к соседям, на ходу придумывая, что я им скажу.
— Родители собирались, но забыли оставить мне денег. Мне теперь даже воды не на что купить. Займите мне, пожалуйста, триста рублей, а папа завтра вечером отдаст.
— Ой, займу, конечно, — сказала соседка, глядя на моё жалостливое, с подступающими к глазам слезами лицо.
Если бы она знала, отчего мне хочется плакать. Я чувствовал себя начинающим наркоманом, и ведь даже соврать сумел, а этого умения за мной раньше никогда не замечалось. Когда три заветные бумажки оказались в моих руках, я сразу повеселел и невольно заулыбался, чем вызвал целую волну умиления. Я собрался уходить, но меня не отпустили, а усадили пить чай с оладушками и мёдом. У соседей своя пасека. Потом вернулся с учёбы сын соседки, двадцатитрёхлетний парень, и мы с ним до двенадцати ночи проиграли в гоночки и стрелялки на PlayStation. Я хоть отвлёкся.
Было видно, что я им нравлюсь и им приятно со мной возиться. Мне даже предложили у них переночевать, если я боюсь оставаться дома на ночь один, но я сказал, что всё нормально, поблагодарил и отправился домой. А совесть меня уже мучила за всё, что я сделал. За обман и коварное пользование человеческой добротой. Я отбивался от неё и триста рублей возвращать не собирался.
Проснулся в шесть утра. Позавтракал и потопал пешком в центр, так как автобусы ходить по такому холоду не собирались. Узел связи оказался закрыт: воскресенье — выходной. Сердце оборвалось, а я почти замёрз. Я сел на обледенелые ступеньки и просидел так минут двадцать, не зная, что делать. Я не слышал, как открылась дверь.
— Мальчик, ты что хотел?
Я обернулся, это была незнакомая полная женщина.