— Карточку для интернета купить.
— Мы сегодня не работаем — выходной.
— Я знаю, — сказал я, продолжая сидеть.
— Так иди домой, замёрзнешь ведь.
Я ничего не ответил, на глазах выступили слёзы. Я боялся разрыдаться. Со мной всегда так, если мне плохо, а меня жалеют. Плечи вздрагивали, я глотал слёзы.
— Слышишь, мальчик, ты чего, ну-ка иди сюда.
Она спустилась по ступенькам и, подняв, повела меня в здание. Оказалось, что охрана увидела меня на камере наблюдения и позвонила дежурной.
— У меня есть триста рублей, — сказал я, после того как меня напоили горячим чаем и разморозили.
— Вот чертёнок, и куда смотрят твои родители?
— Их нет дома.
— У нас карточки только на сто часов, стоят девятьсот рублей. Говори, как тебя зовут, где ты живёшь, как зовут твоих родителей и где они работают.
Я сказал.
— Я знаю твою маму.
Вот так жить в маленьком городе, где все друг друга знают.
— Она мою дочь учит. Ладно, дам я тебе карточку, но в понедельник, после того, как тебе хорошенько дадут ремня, чтоб деньги принёс. Я пока свои положу, не подведи меня, Олег.
— Они бы мне её всё равно купили.
— Конечно-конечно.
Я протянул деньги.
— Оставь, я сейчас такси вызову.
Меня посадили в такси, а я сжимал в руке заветную карту. Я заплатил таксисту, а на оставшиеся деньги купил сладостей и газировки. Вечером надо мной будет неизбежная расправа, но до вечера ещё десять часов дневникового рая, а там будь что будет.
Уже двенадцать ночи, а родителей всё нет. Я чувствую, что что-то случилось. По дому расползается холод, стоит у дверей. Я чувствую: это она. Ни к кому не могу дозвониться. Я боюсь. Паника почти захлёстывает меня. Что же мне делать? Почему мне не позвонили? Ведь, если бы с родителями всё было в порядке, они бы позвонили.
Мне позвонили. Я плачу.
Я услышал голос и подумал, что это отец. Голос сказал:
— У меня дочь умерла.
Я ничего не понял, я онемел, застыл. Всё спуталось в моей голове, это было безумие.
— Твоя бабушка, моя дочь, она умерла.
Я молчал. Это был прадед.
— Родителей не жди, ложись спать. Слышишь, Олег, ложись спать. А завтра иди в школу, сейчас им некогда тобой заниматься. Ты меня понял, Олег? Не создавай дополнительных проблем.
— Почему они не позвонили?
— Иди спать, Олег! — Он положил трубку.
Смерть, ты продолжаешь охотиться на моих родных. Как же я тебя ненавижу! Отец, мама, братик и прадед — их тоже нет рядом. Никому нет до меня дела. Бабушка, я тебя не забуду.
Разрыв и Ветер. 15 января 2006 г.
Проснулся от того, что мне было холодно. Оделся. Есть не хотелось. Собрал рюкзак и поплёлся в школу. Было очень холодно, холоднее, чем на прошлой неделе. Холод внутри и холод снаружи сковали меня и мир. Дрожа, я вошёл в школу. Ощущение, как в фильме ужасов — пустые коридоры и только эхо моих шагов. Зашёл в наш класс, и самое живое, что там было, это кипящий электрический чайник. Следом появилась наша классная и непонимающе на меня посмотрела.
— Олег, ты чего здесь делаешь? Занятия ведь отменили.
— Я не знал. Моя мама здесь?
— Да. Только сначала чаю хоть попей, согрейся.
— Не хочу, — сказал я и вышел из класса.
Заглянул в мамин кабинет. Она перебирала какие-то папки в шкафу, стоя ко мне спиной.
— Мне тысячу двести нужно, я занял, чтобы заплатить за интернет и еду.
Она повернулась ко мне. Похоже, мама не спала этой ночью.
— Привет, Олег. Тысячу двести…
Достала из сумочки кошелёк, открыла, вынула деньги, отсчитала, протянула мне. Я взял. Потом посмотрела в глаза, наверное, такие же больные, как у неё.
— Почему не позвонил и не спросил разрешения? Сейчас…
— А почему не позвонила ты?! — срываясь на крик, перебил я и захлопнул за собой дверь.
— Олег, постой!
Я бежал по гулкой школе и моргал, чтобы не потекли слёзы. Всё, больше никаких соплей! Я отрезал по живому. Пришло время становиться независимым. Сколько ещё мне страдать из-за сильной к ним привязанности? К черту всё! Надо начинать быть самостоятельным. Холод улицы ударил в лицо. Сначала узел связи, потом домой, отдать деньги соседям, не забыть поблагодарить.
Я сидел дома и с бесконечной отрешённостью, граничащей с равнодушием, отсекал своё прошлое. В какой-то момент пришла Нина.
— Я слышала, что у тебя бабушка умерла.
Она села рядом и попыталась меня обнять.
— Не трогай меня.
Она опустила руки.
— Ты стал холодным. Не отгораживайся от меня, не замыкайся в себе. Если будешь так делать, я не смогу быть рядом, я уйду.
— Уходи, так будет лучше. Ты потом поймёшь почему.
— Гонишь меня?
— Нет.
Стены, что я возвёл, рушились, накатывала горячая волна слёз. Она обняла меня, а я плакал и чувствовал себя опустошённым. Слёзы кончились, я смотрел ей в глаза прояснившимся взором.
— Пожалуйста, уйди, если ты будешь рядом, я не смогу стать сильным, я не перестану надеяться на твою помощь.
Она встала, собралась и вышла. Я вновь сел, отсекая все привязанности, что соединяли меня с миром — моя боль не коснётся его и тех, кто рядом. Я больше никого не затяну в свою смерть.
Я не пошёл на похороны, слишком холодно, да и не люблю я такие мероприятия. С родителями не разговаривал, довёл до слёз брата. Его отвели к соседскому дружку. Сижу жду. А она всё не приходит, моя госпожа. Наверное, придётся тащиться самому. Ухмыляюсь. Вот ведь как бывает. Ты придёшь, моя дорогая, придёшь. Я лёг и стал проваливаться в тёмную бездну сновидений.
Холодные мглистые тени, страна обречённых. Тёмные железные коридоры, бегу, бегу, падаю в пропасть, холодные руки трогают тело, раскрывают грудь.
— Где-то здесь должно быть сердце.
— У него его нет.
— Он что, его продал?
— Он его отдал Ветру.
— Просто так? Какой глупый мальчишка. Он что, думает, что Ветер его теперь спасёт?
Я не думал, я знал. Я лежал на ледяном троне, а она поедала моё тело, тело без сердца.
— Я выпью твой тёплый ветер, — шептали кровавые губы. Она срезала ломтики замёрзшей плоти, нож скрёб по кости. — Слушай, слушай, скоро я доберусь и до твоих ушей, а глазки были ничего, сочные. — Сознание мутилось, соскальзывало в небытие. Я не мог себе этого позволить — иначе бы умер навсегда. Я цеплялся за острие ножа, рассекающее плоть, и скользил вместе с ним. Она не спешила, наслаждаясь. — Как сладко кушать живого, как замечательно сочно.
Взяла то, что осталось от моего тела, и, напевая, закружила в танце. Кости мои обратились в лёд. Голос её слился с завыванием ветра. Она подбросила мой скелет вверх и рассекла ножом. Миллионами снежинок он падал вниз. Она смеялась, кружась, подставляя им лицо и руки. А моё сознание, подхваченное Ветром, унеслось прочь, в небесную высь.