— Труды отменили.
— Да, холодно у нас в подвале. Как в…
Он не договорил, но я прекрасно понял, что он имел в виду.
— А мама где? — спросил он.
В морге, чуть не ляпнул я, но ужаснулся и, дав себе мысленно по губам, сказал:
— Не знаю, я её не видел.
На лице директора появилась некоторая растерянность, а внутри шла загадочная работа, то ли мозга, то ли иных, ещё не известных науке систем организма. В результате он как-то странно улыбнулся и выдал:
— Шоколадку хочешь?
— Хочу, — рефлекторно ответил я.
Он нырнул в карман пиджака и, как фокусник, достал из него мой любимый белый шоколад с изюмом и орехами.
Директор ушёл, а я сидел, смотрел на шоколад и думал — рассказать папе или не стоит? Ведь такой шоколад любил не только я, но и мама… Чёрт! Зачем я только сюда пришёл, теперь буду мучиться, гадая, что да как. Да ну их всех! Я съел шоколад, напился чаю и завалился спать дальше. А сам так и не смог решить, что делать. А может, с мамой поговорить? Сказать, что приходил директор, оставил ей шоколадку, а я не удержался и съел, а самому внимательно посмотреть на её реакцию. Как же я не люблю лезть в отношения между родителями!
Циклоп, или Директор школы. 7 февраля 2006 г.
Директор у нас тот ещё тип! Его циклопом зовут. Говорят, что он один глаз на войне в Афганистане потерял и вставил себе искусственный. Так как искусственный смотрит только вперёд, а настоящий двигается, то очень часто создаётся впечатление, что он косит. Со стороны это кажется смешным, но только пока ты не говоришь с ним лицом к лицу. Ведь искусственный глаз всё время открыт, так как верхнего века тоже нет, а левый, здоровый, моргает, и кажется, что он тебе всё время подмигивает. Только как-то это всё жутко выглядит, особенно увеличенное толстыми стеклами очков. Поэтому почти никто не смотрит ему в глаза, все сразу опускают взгляд. Даже учителя рядом с ним кажутся нашкодившими детьми. Зато как он НВП ведёт, никакой армии после этого не надо, а физкультура кажется райским отдыхом, но мне нравится. Особенно когда он нас в воинскую часть на стрельбище вывозит. Есть в нём что-то от охотника, только охотиться он привык на людей. А как он чует и видит натворивших что-нибудь мальчишек. Пройдётся по классу, и все словно по норкам расползаются, а он только скажет: «За мной, на выход», — и виновный сам молча встаёт и идёт. Короче, директор у нас убойный. Нельзя сказать, что блещет интеллектом, но среду и ситуацию чует чётко, а в школе чистота и порядок.
Я с ним пару раз с глазу на глаз беседовал. Извините за каламбур. Такое впечатление, что под ледяной маской покоя бешеное движение и пламя. А голос спокойный, даже мягкий, но сильный, приятно слушать. Я тогда в школу свой охотничий нож принёс, похвастался перед ребятами, а кто-то настучал. Вот он меня к себе и вызвал. Ругать не стал, только сказал, что в школе оружию не место, потом слово за слово, и часа два он мне про холодное оружие рассказывал, да так захватывающе. Сговорились на том, что он мне несколько интересных приёмов покажет. Он у нас ещё секцию рукопашного боя ведёт. Я пару раз сунулся, но понял, что это не моё. Приёмы он мне через месяц показал, я, наверное, раз сто точно умер.
К чему я о нём рассказываю? А к тому, что говорить о шоколаде я пошёл к нему, а не к папе или маме. Правда, разговор получился коротким.
— Здравствуйте! Можно?
— Привет, Олег, заходи! Садись, подожди минутку.
Он что-то заполнял в журнале. Дописал, отложил, переключил внимание на меня.
— Что ты хотел?
Я смотрел в его немигающий глаз. На мгновение мне показалось, что только он живой, а всё остальное тело хоть и двигается, но мёртвое.
— Шоколад, что вы мне дали, почему он был у вас, когда вы зашли к маме?
Атмосфера в кабинете мгновенно напряглась и натянулась, как готовая лопнуть струна, что походя отсечёт всем их глупые головы. А за стеклом очков в живом глазе плясало бешеное пламя. Он молчал, и я молчал, глядя в его стеклянный глаз. Воздух будто сгустился, накаляясь.
— Вы ведь защищали Родину, её целостность. Моя Родина — это моя семья.
А мысленно я держал в руке охотничий нож и приближал к его здоровому глазу. Когда острие уже должно было войти в глазное яблоко, директор расслабленно откинулся на спинку кресла и, скрестив на груди руки, сказал:
— Ты очень опасный человек, Олег.
Затем встал и протянул для рукопожатия руку.
— Мир?
Я встал, но не спешил подавать руку. Тогда он глубоко вдохнул, выдохнул и, начиная улыбаться, сказал:
— Ладно, теперь все шоколадки только тебе!
— Согласен, — сказал я и пожал его жёсткую сильную руку.
Калейдоскоп. 8 февраля 2006 г.
Мне кажется, что мир моих чувств, желаний, впечатлений похож на калейдоскоп, внутри которого складываются в причудливые картинки яркие состояния. Они заполняют сознание, и я зарисовываю их словами.
Прочитал «Хроники заводной птицы» Мураками. Блуждания души — заводной птицы — через жизни людей, через их сердца. Она отдаёт им часть своего завода, чтобы двигались, жили, чувствовали, искали её в себе. Хочу в колодец, как же я хочу в колодец, в темноту наедине с собой. Зажмурю глаза, закрою ладонями. Темнота уже есть. Меня только не хватает. А птица кричит, словно заводит пружину моей жизни.
На безымянной земле, над которой во мгле летели хищные птицы, я стоял на ветру, раскинув в стороны руки, и смотрел в накатывающее, словно океан, небо. Птицы летели сквозь моё тело, и каждая выхватывала кусок плоти. А небо, волна за волной, билось о гранитный утёс моей воли и не знало покоя.
На железных качелях сидит мальчик. Отталкивается рукой от стойки. Наклоняется вперёд, назад. Раскачивается всё сильнее и сильнее. Ноги цепляют наметённый снег, поднимая тучи искрящихся снежинок. Он откидывается на вытянутых руках, запрокидывает голову и смеётся в бледно-голубое морозное небо. Когда-то здесь было лето. Когда-то я дотрагивался до этих качелей, и рука моя не леденела от холода. Когда-то я видел не падающее небо. Когда-то он сказал: «Раскачай меня посильнее, чтобы я улетел в небо!»
Ты знаешь, внутри у меня тишина и лёгкий плеск волн. Внутри у меня глубина и нить коралловых островов. Ты знаешь, ничего не вернуть в наш вечный забытый свет. И не прилечь отдохнуть над пропастью прожитых лет. Ты знаешь, быть маем среди зимы — забава таким, как мы. Вот только в ответ не смех, а белый холодный снег. Ты веришь, растает он, коснувшись наших сердец. И тот, кто тихо влюблён, наденет любви венец.
Они живут между небом и землёй. Они любят ветер, скользящий через тела и касающийся сердец. Ветер в крови. Они никогда не говорят «прощай», потому что проститься невозможно. Этого не объяснить, это можно только почувствовать. Они не любят плакать, но плачут. Они берегут прикосновения рук. Думаете, они отдыхают? Их отдых подобен восхождению, потому что всегда в него превращается. Ведь наедине с собой или в объятиях близких перед ними открывается дорога. Они улыбаются, когда другие кривятся от боли. В них сила не позволяет отступать, их не удержать. Да-да, такие вот они, те, кто живёт между землёй и небом.