Весной отец попросил меня записывать свои чувства. Неважно как, но определять их, распознавая. Зачастую для меня это мука, но иногда, когда мне удаётся правильно подобрать слова, мне нравятся эти зарисовки.
По небу плывут облака, в реке плывут облака, в глазах у меня облака, а за облаками солнце. Улетели птицы в вышину, в вышине студёный мрак пеленает их взгляд. На землю, на землю. В деревьях соки текут от земли и до неба, от неба и до земли. В чистом поле травы-колоски. А в ветвях у деревьев ветер. А в небе в облаках ветер. А в моей душе ветер. А в ветре птицы. Я сижу под деревом, я смотрю на небо, я чувствую ветер крыльями птиц.
На полянах запах скошенных трав, а вверху ясное небо. В кровь содранные коленки. Неприступными стоят деревья. В лесу лето и я. Я прислоняюсь к дереву, к сухой коре и слышу, как течёт, струится сок и влага жизни. Я сажусь на землю, прислоняюсь к дереву спиной, закрываю глаза и вынимаю саму сущность мира, пытаюсь вынести её в словах и так отразить мир, что вошёл в меня. Лес живёт, и я с ним — созданный для любви и жизни, чувствуя его теплоту, его всепронизывающее движение. Свой миг — свою жизнь вплетаю в тебя и тобой становлюсь, моё легкое, волшебное, беззаботное лето.
Тебе бывает грустно и одиноко, мой друг Ветер? Это состояние возникает у меня ни с того ни с сего, и плакать хочется, словно где-то глубоко внутри есть источник боли, что не иссякает, даже когда я счастлив. Почему так? Я словно тоскую о чём-то или о ком-то, но не понимаю и не помню, о чём именно. В этом чувстве есть безысходность и обречённость, словно потерял любимого и стёр воспоминание об этом из памяти, чтобы иметь возможность жить дальше, но боль возвращается и даже неосознанная бередит раны сердца. Я помню чувства, помню состояния, я выношу их в стихах, в сказках, но никак не могу вспомнить того, что было на самом деле, и от этого ещё тяжелее. Видишь, я улыбаюсь. Не хочу грустить. Пусть прошлое остаётся в прошлом. Если что-то изменится, я приму это с радостью, а пока пьём чай и смотрим друг другу в глаза.
На рассвете в чистом поле мальчик маки собирал, прижимал букетик к сердцу и свою судьбу искал. В тёмной комнате на железной кровати убивали арматурой детскую душу.
Сетка провисла до самого пола, и никто не сопротивлялся, никто не плакал. На закате в чистом поле я лежал среди маков, и небо было цвета судьбы, что я прижимал к своему сердцу. Ах, выхватить меч, отсечь жёсткие руки, сведённые судорогой жестокости. Ах, пеленать их в простыни нечеловеческих мук. А над полем был лёгкий ветерок, и в голубом небе белые птицы событий. А в земле подо мной чьи-то жёсткие руки сжимали в агонии железные прутья арматуры.
Я смотрел на засохшее дерево с облетевшей корой. Бывает, что, когда жизнь уходит, прекрасное остаётся, и смерть обнажает, подчёркивает красоту застывших линий.
Я пришедший из тьмы и ушедший во тьму. Моя жизнь — как мгновенная вспышка. И мы что-то творим и считаем великим творение, только бездна смеётся за левым плечом, поглощая все яркие соки и взгляд без надежды. Что останется в вечности? Лишь мгновения ночи. Мгновения ночи. Мгновения ночи. Мгновения ночи… Я открываю глаза и вижу твой взгляд без надежды. Вспышка гаснет в бездне вселенских зрачков.
Я хочу вскрыть своё сердце, как иные вскрывают вены, чтоб увидеть, правда ли я есть. В моём сердце что-то томится, отпустить бы на волю, пусть увидит рассвет. Слёзы падают в омут, чёрный, бездонный, и только круги по воде. Не напиться и не умыться, можно лишь утопиться в той печали и тьме. Обнимаю себя, закрываю руками глаза, суета в суете — моя жизнь. Заслоняю того, кто рядом, пусть живёт и не знает о тьме. Ей напиться, во мне раствориться я позволю. Нам жить на земле. И, смотря на звезду по имени Солнце, думать, что вокруг только свет. А внутри? Я проснусь на рассвете. Проснусь!
Эх, Дневник! Эта ночь пахнет травами, свежим лесом и звоном ручья. В блеске старых созвездий свежие раны заживут и умрут, только звёзды горят и горят. Нерассказанный стих, неспетая песня застревают в душе, как крючки без червя. Мне не стать здесь своим, каждый ищет другого. Мне не стать и другим, я всегда только я. Эх, Дневник! Эта ночь пахнет свежими ранами. Неостывшая кровь заливает такие живые глаза.
Выворачиваюсь наизнанку, что такое, откуда печаль? Словно тёмной вуалью подёрнуто небо, и рассвету не быть никогда. Тяжкий стон пробуждается где-то в глубине океанов и гор, отдаётся ударами в сердце. И дрожит моё тело, я один в пустом доме, а за окнами темень и страх, проникают сквозь чистые стёкла. Я закрою глаза, затаю дыхание, только сердце выдаст меня, и сомкнутся холодные руки, словно в детстве, во мрак унося.
Не остановиться, не посмотреть назад, и за строкой бежит строка, как шелест мотылька на пламя свечки. Пылаю весь, кидая в топку строки бытия, они легко сгорят, воспламеняя мир, и будет дивный пир из обгорелой плоти. О сердце, что же ты мне не даёшь поспать, вытаскиваешь нити-строки? Как бесконечна ночь, и в ней мои мгновения застывшими крупинками лежат, нанизываю, словно бисер, вплетая в ткань стиха, и оживает он узорами горя, и вновь душа легка.
Там, где-то очень далеко, на перекрёстке дорог, я остановился и посмотрел назад. За спиной всходило солнце и остывало в глазах. Я посмотрел вперёд, зарево пожара грело руки. Поднимайся, ветер, в небо, уноси с собою искры, мне уже не смыть всей сажи, что покрыла моё сердце. Я сбиваю с крыльев пепел всей моей сгоревшей жизни. Улетаю на рассвете вслед за ночью в юном небе.
Я сидел у окна и смотрел на град. Кусочки льда были размером с горошину и белые, как снег. Они стучали по железному карнизу. Это было так интересно. И длилось всего несколько минут. Я выбежал из дома и подобрал горсточку ледяных шариков. Они растаяли, оставив совсем немного воды. Я поднёс ладони ко рту и выпил. Кровь неба. Я давно не видел солнца, я давно не слышал ветра, не считал на небе звёзды и не бегал по полям, где алели маки сердца. Я давно не видел солнца, я давно не слушал ветра. Я забрался по лестнице на мокрую крышу, не обращая внимания на холод, улёгся и стал смотреть в небо. Куда-то летели серые-серые тучи. Я как жизнь в застывшем небе. Я мальчишка в сером цвете. Я держу в ладонях небо и живу один на свете.
В самом сердце города за тёмными оградами остывало счастье. Я поглажу нежно твои плечи и тихонько посижу в ненастье. Что объединяет нас — боль в сердцах открытых. Мы друг друга, спасая, обнимем и опустим головы на плечи. И зашепчем слова покоя, проникая в сердца утешением. Не грусти, не печалься, родная, твои слёзы подхвачены ветром.
Я давно перестал верить в любовь. Я давно перестал забываться сном. Я давно позабыл, что такое боль. И давно не могу найти для себя оков. Я выпью всю твою боль, я прикоснусь ладонями к твоим побелевшим губам, мне так не хватает твоего счастливого взора. Ветер играет на струнах. Ветер рвёт струны. Я не могу так. А он может. Я задохнулся пьянящей свободой. Я рассек своё сердце звуком твоего плача. Я открылся на миг и закрылся на вечность. Я давно потерял все свои облака. Ветер обрывает листву. Ветер вырывает с корнями деревья. Плещется силой безумного вихря. Не унести ему моего сердца.