Похоже, я задремал. Проснулся от того, что кто-то тянул меня за порезанную руку. Я подумал, что это отец за мной пришел. Открыл глаза и, отшатнувшись, больно ударился головой о камень. Это был не отец. Больше всего оно походило на тень или сгусток темноты. В его очертаниях проскальзывало то человеческое, то звериное, чуждое, но подходящее этому месту.
— Я Вер-р-рх, — простонало оно. — Ты человек крови. Смотри на меня. Смотри в меня.
Я посмотрел и начал падать. Меня всё-таки стошнило. Чем-то непонятным, чёрным, расползающимся, словно оно было живым. Очень болел затылок, которым я ударился. «Лишь бы только выбраться живым». Других мыслей не было.
— Смотри, верующий в духов.
Я смотрел. Он словно превратился в окно, через которое я увидел бегущего по лесу оленя.
— Тебе за ним, твоя охота началась!
Я прыгнул, тень последовала за мной. Я нёсся, как ветер, быстрее ветра, слегка касаясь снега, будто сам стал бесплотным духом. Одежда куда-то исчезла, но я не ощущал холода. Увидев один раз, я теперь чуял оленя на любом расстоянии. Он был обречён.
Вер-р-рх держал его за шею, нож вспарывал тёплое брюхо, парящие внутренности вывалились в снег, дальше, дальше, к бешено бьющемуся, скользкому и горячему. Я сходил с ума от понимания, что меня возбуждает этот запах. А потом, с ней, сидящей на ледяном троне, с двух сторон, глаза в глаза, улыбаясь, мы впились зубами в истекающее кровью сердце…
Очнулся в машине по дороге домой. Я лежал на заднем сиденье, закутанный в спальник. Мыслей не было, чувств тоже не было, ничего не было, звенящая пустота внутри и снаружи. Доехали молча. Я вылез из машины и понял, что до сих пор не чувствую холода. Вошли в дом. Мама вышла из зала и, увидев меня, застыла на месте. Я посмотрел на себя в зеркало. Я был в крови с головы до ног. В руке, неспособной разжать пальцы, был зажат нож. Не говоря ни слова, я прошёл в ванную.
Отец принёс одежду и помог отмыться. Потом мы поехали к прадеду.
Я сидел, скрестив ноги, перед шаманом. Склонив голову набок, он гладил свой бубен и с кем-то разговаривал. Я их не видел, но явственно ощущал присутствие. Затем он посмотрел на меня.
— Что ты с ней сделал?
Я понял, что он спрашивает о девочке на ледяном троне.
— Я накормил её сердцем оленя.
— А ты знаешь, что, вкусив дух твоего существа, она никогда не забудет к тебе дорогу?
— Знаю, она видит моё сердце.
Он опустил глаза.
— Разденься.
Я разделся, он вновь ощупал всего меня.
— Да, слабых мест почти не осталось, хорошо, хорошо. Одевайся. — Наклонился за одеждой. — Постой! Встань на четвереньки. — Я встал. — Повиляй задом. Да-а… хороший пушистый хвост тебе бы пошёл. — Я сел и улыбнулся. В глазах прадеда тоже появились веселые искорки. — Серьёзность убивает свободу полёта, мой маленький ветер.
Я оделся и снова сел напротив шамана.
— Я знаю, ты ждёшь объяснений. Я расскажу. Некоторые называют её Жестокостью. Она охотится на людей, на их духов, что живут в сердце, и, убив, может занять их место. Духи людей имеют животное происхождение. Но мы знаем и других духов, например, ветра. Мы приглашаем их в сердца. В них они крепнут и начинают пускать корни в тело. В определённый момент животному духу и стихийному становится тесно в одном сердце. Тогда мы идём на охоту и добровольно убиваем животного духа человеческого существа. Тогда она больше не охотится на нас, и мы становимся свободны в мире духов.
— Но я не приглашал никакого духа ветра.
— За тебя это сделал отец. Это можно сделать, только пока человек не родился. После рождения только сам человек может сделать такой выбор, но так бывает очень редко, животный дух берёт его сознание в свои руки и не позволяет убить себя. Только при сильном внешнем влиянии человек может решиться изменить своё существо. Всё, иди домой, тебя ждут.
Меня действительно ждали, особенно брат, чтобы наряжать ёлку, но вначале я хотел поговорить с отцом.
— Ты кто? — спросил я у него.
— Я земля.
— А почему я ветер?
— Тебе самому предстоит это узнать, духа не выбирают, он приходит сам.
Я смотрел ему в глаза. Чувства оттаивали, становились глубже, сильнее, от них хотелось плакать, на глаза стали наворачиваться слёзы.
— Я люблю тебя, — сказал я. Он улыбнулся.
Тут ворвался сгорающий от нетерпения Мишка, и мы побежали наряжать ёлку.
Комментарий к 28 и 29 декабря
Камень силы - https://pp.userapi.com/c841326/v841326445/7898b/eC97oZpECVA.jpg
========== Новый год ==========
Хорошие новости и преступные действия. 30 декабря 2005 г.
Утром мне дали тысячу рублей и список того, что надо купить. Я сразу задал самый важный вопрос на свете.
— А сдачу?
— Если она будет, в чём я сильно сомневаюсь, можешь оставить себе.
Да, к Новому году мамы добреют, а дети наглеют. Куда я пошёл на рынке в первую очередь? Конечно, в магазин с дисками! Зачем же рисковать, сдачу надо тратить сразу. Меня почти мучила совесть, но почти не считается. Выбор был очень тяжёлый, но на этот раз я справился, потому что времени было очень мало. Купил сборник фильмов Хаяо Миядзаки. Из всех я видел только «Унесённых призраками». Предвкушаю удовольствие от просмотра всех остальных. Можно считать, что каникулы удались!
Затаскивая на кухню два пакета — в одном пять килограмм апельсинов, а в другом столько же мандаринов, — я думал, что больше мне ничего не надо.
В общем, полдня затаривался продуктами, а мама в это время готовила, например, мои любимые, вкуснейшие отбивные со специями! Я заходил на кухню, и от запаха жарившихся отбивных у меня текли слюнки. Чтобы не съесть все и сразу, приходилось убегать на улицу. Каждый раз, когда я появлялся на кухне, мама стояла с очень грозным видом и следила, чтобы я ничего не стащил, но я всё-таки не выдержал и выпросил у неё пару отбивных, чтобы подкрепиться, а то ж весь день работаю, а работников кормить надо, чтоб они с голоду не померли.
Съев отбивные, я стал думать, куда бы спрятать диск. Вытащил его и положил в пустую коробку от болванки. А коробку из-под DVD выбросил потом в мусорный контейнер на соседней улице. Главное, чтобы меня не спалили, а то мне точно попадёт: денег-то на все продукты не хватило, и пришлось брать у мамы ещё. Чувствую себя преступником, но зато какой диск!
На случай, если совесть меня всё-таки замучит, готов во всём признаться, но только после того, как всё пересмотрю.