Но пока на борту «Меркурия» Новосильский и верит, и не верит, что уцелеет. Ему двадцать шесть. И ему до сосущей тоски в сердце охота жить!
Казарский отпустил боцмана, пошел по палубе с юта на нос, Файзуил Зябирев с перевязанной головой, похожей на толстый белобурый чан, расслабившись, примостился лежа, подбирая под себя ноги, чтобы никому не мешать, у шпиля.
На шпиле, вертикальном вороте для подъема якорей, лежит пистолет командира. Как положил его Казарский дулом к люку крюйт-камеры, так он, заряженный, и лежит. Какая запарка на палубе! А, видно, каждый, и не думая о пистолете, держит его в голове. Ни рукой, ни веслом, ни неосторожным движением не сбросили со шпиля!
И притягивает к себе взгляды, холодя сердце, охранительно закрытый люк в пороховой погреб, - грозный н спасительный.
- Файзуил, иди в низы, - присел на корточки возле раненого Казарский.
Татарин метнулся было, готовый через силу подняться. Казарский придержал его за плечо. Файзуил уже смыл кровь с лица. Отлежался. Краска возвращалась в лицо.
- Йох! - оберегая голову, не мотая ею, протестуя одними горячими, заметно тревожными глазами, отказался Зябирев. - Моя башка - якшы башка! [43]
У люка порохового погреба, с заряженным пистолетом под рукой, татарин чувствовал себя хозяином своей судьбы и хозяином судьбы адмирала Порты. В темноте кубрика ему, в самом деле, было бы куда хуже. Грохот, топот, неизвестность, - там труднее.
- Ну, ну, - согласился Казарский, подымаясь. - раз тебе тут покойнее, будь тут.
Встал, поднес трубу к глазам. Расстояние между «Реал-беем» и «Меркурием» было не более трех кабельтовых. «Реал-бей» уже мог начать обстрел. Но продолжал преследование. Адмирал Ахмет-паша выбирал дистанцию верную, беспроигрышную. Намеревался покончить с бригом быстро, начав сразу огонь на уничтожение. Солнце склонялось к горизонту. Было пять часов пополудни. Не так уж далеко и до ночи. Но и не близко. В круге трубы Казарскому хорошо были видны оскаленные львиные морды на форштевне «Реал-бея». Даже удлиненные клыки в пасти львов. Львы - отменная скульптурная работа!
Залпы орудий «Реал-бея» сразу - без подступов, без нарастания - слились в канонаду. В ушах нестерпимо и опасно зазвенело. Казарскому показалось, что такого рева орудий он еще в жизни не слышал. Догадался, так показалось потому, что устал от грохота «Селимие», и слух еще не успел отойти в тишине от пережитого напряжения. Начиналась вторая схватка, более опасная, чем первая. Теперь для противников не было тайны друг в друге. «Реал-бей» не повторит ни одну из ошибок «Селимие».
Атака «Реал-бея» была неслыханной по ярости. Ахмет-паша вложил в бой все свое искусство, наживавшееся три с лишним десятка лет. «Адмирал», меняя галсы, появлялся то справа, то слева от «Меркурия». Никакие старания Казарского не давали возможности избежать метких попаданий «Реал-бея». Работа Ахмет-паши была работой грубой, но верной. Он не требовал от своих наводчиков того ювелирного искусства, которое вложили в свои меткие залпы бомбардиры Корнеев и Лисенко. Ахмет-паша требовал, чтобы артиллеристы пробивали корпус брига, засыпали его палубу брызжущими феерическим огнем брандскугелями. Это бриг не мог настолько продырявить исполинский линейный корабль, чтобы затопить его. А «Реал-бей» мог превратить бриг в решето, пустить на дно. Крики офицеров и унтер-офицеров перемешивались со стонами раненых на том и другом борту. Оба борта все учащали и учащали выстрелы. «Реал-бей» прочно и уверенно сидел на хвосте «Меркурия». Рев орудий «адмирала» и карронад брига слились в громоподобную канонаду. Стволы карронад раскалились. В густом дыму Казарский наткнулся на Конивченко, раненого, упавшего на палубу. Залитый кровью, Игнат Петрович крепко, цепко, по-боцмански, держал за штанину юнгу Леонова.