Бригадир согласно кивнул, и они вместе направились в столовую.
— Иванов! — позвал Шкред повара. — Тут шефы нам подарочек сделали. Придут наряды со службы, пусть чайку с медком отведают. Может, родные места вспомнят. Это и приятно и для всех нас полезно.
— А как дела в колхозе? Как с выполнением планов? — вдруг участливо спросил Шкред. — Слышал, вы взяли обязательства весенние работы досрочно завершить?
— Не совсем так. Уже завершили!
— Поздравляю! Если нужна наша помощь — пожалуйста. Вы знаете, никогда не откажем. — Бригадир молча пожал ему руку и ушел по своим колхозным делам.
Провожая его до двери, Шкред столкнулся в коридоре с новичком — рядовым Савченко. Едва отросший ежик волос делал его похожим скорее на цыпленка, чем на солдата; Савченко, как показалось Шкреду, намеренно поджидал его. «Ну и тощ, — подумал Степан Федорович, но тут же вспомнил утешительное: — Только прибыл, ничего, полгодика послужит — возмужает, нальется силой!»
— Что у вас, Савченко? — спросил Шкред у рядового.
Солдат молчал. Лишь смотрел на Шкреда влажными глазами.
«Опять у него что-то произошло. Уж не отлынивает ли от службы? Накануне сержант жаловался на него: всегда у Савченко что-нибудь болит. Шкред уже хотел было поддаться командирской инерции, повысить голос, но сумел остановить себя. Взгляд новичка, его беспомощная покорность воскресили в памяти давнишний поучительный случай.
…Шел солдат младшим наряда на границу. Надо было добраться до стыка с соседней заставой. Время давно перевалило за полночь. Солдат споткнулся, ушиб ногу и присел на траву. Старший наряда потянул его за рукав. Но тот отдернул руку. Мол, сам поднимусь. Они дошли до стыка, выполнили задание. А потом солдат вот с такими же глазами стоял перед ним и молчал.
Шкред спросил:
— Что, Савченко, нездоровится?
— Да, товарищ капитан.
— Не вовремя, ох как не вовремя вы заболели. Застава сейчас нуждается в людях и ваше отсутствие будет очень заметно. Кто-то из ваших товарищей должен взять на себя двойную нагрузку. Так ведь я говорю, Савченко?
— Так, — тихо ответил солдат.
— Ну да болезнь не спрашивает, когда на человека накинуться… это я понимаю, верно ведь? — снова спросил капитан Савченко. — И, не дождавшись ответа слегка покрасневшего Савченко, сообщил:
— В тринадцать часов «газик» идет в отряд. Поезжайте в санчасть.
— Товарищ капитан, спасибо, что верите. Вернусь, увидите, как стараться буду, — горячо вырвалось у солдата.
— Ну-ну, — похлопал его по плечу Шкред, — лечись получше да быстрее приезжай. Ждем!
Перед обедом ему захотелось съездить на участок КСП, который обрабатывали трактором Мишин и Козлов, эту поездку Шкред наметил заранее, чтобы потом не отвлекаться и сразу заняться огневой подготовкой.
Огневую он не доверял проводить даже Малову: слишком ответственное для молодого зама дело, а до инспекторской времени осталось в обрез. Малов, конечно, за все берется с удовольствием, молод, горяч, но опыта у него пока маловато.
Шкред успел привязаться к Малову, в судьбе которого было много безрадостного и тяжелого, как и у многих детей войны, и всячески старался помочь замполиту, поддержать его.
…Воспитывался Малов в детском доме. Их с младшим братом определили туда после гибели отца и смерти матери. Директор детдома, бывший фронтовик, как родной отец следил за становлением и ростом ребят. Особое внимание уделял труду. «Всякая работа закаляет человека», — любил повторять он.
Однажды Валере поручили вымыть пол в спальне. Полы мальчик никогда до этого не мыл и не знал, как за это дело приняться. Принес ведро холодной воды, тряпку, плеснул и стал тереть половицы. Одну трет-трет, смоет водой — и за новую берется. Когда пришла воспитательница и увидела, какая вокруг чистота, погладила его по голове и сказала: «Спасибо тебе, Валерий, смотри, как у нас теперь красиво стало!»
Этот случай Малов рассказал Шкреду как-то неожиданно, в порыве откровения, и в той связи, что в человеке, в солдате, нужно вовремя заметить хорошее, вовремя похвалить — тогда он горы свернет и на себя с уважением смотреть станет.
…В тот день в детдоме Валерий ходил по коридору и удивлялся: «Все такое же, как вчера: и стены, и пол, и ребята, а я будто какой-то другой. Почему этого никто не замечает?!»
Воспоминания о Малове еще раз напомнили Шкреду о том, что Мишин и Козлов вот уже восьмой час работают без перерыва, не хотят уезжать, пока не сделают все до конца, утюжат контрольно-следовую полосу, и не дурно было бы увидеть их работу, а заодно и похвалить ребят. Шкред вызвал машину и поехал к ним.
…Мишин вел трактор без остановок. «Вот последний прогон, — сказал он себе, — и порядок!» Но прихватывал еще прогон. Потом еще. И еще. Так бывает, когда человек жаден до работы. Хочет сделать все сразу, словно и не будет завтрашнего дня.
Солнце стояло высоко над головой. Ребята основательно взмокли и от жары и от работы.
— Да остановись ты, всего не переделаешь, — взмолился, наконец, Козлов. — Куда шпаришь? — Он увидел, что вдали в их сторону свернул заставский «газик». — Видишь, обед уже везут.
Вместе с обедом к ним приехал и сам начальник заставы. Раньше такого не было.
— Ну как, товарищи, дела? — спросил Шкред Мишина, как только вышел из машины.
Тот молча указал рукой на довольно внушительный отрезок КСП.
— Да-а, — вырвалось у Шкреда. — Молодцы! Благодарю за службу!
Мишин к вечеру хотел закончить весь фланг. «Хорошо, если бы успели, — подумал и Шкред, — а то смотреть тяжко на эту размытую и выветренную полосу! Да и не уснешь, все думать будешь, что здесь безнаказанный прорыв может быть».
Почему-то хотелось надеяться, что Мишин успеет до вечера справиться с заданием.
Родом парнишка из села. Говорить много не любит, но в руках — все играет, за что ни возьмется — все сделает хорошо и вовремя.
«Для такого человека, как товарищ капитан, да не постараться. Никогда голоса на солдата без причины не повысит», — думал, в свою очередь, Мишин.
Шкред постоял, посмотрел, как слаженно, четко работают солдаты, и сердце наполнилось благодарным чувством к ним.
— Ну спасибо вам, хлопцы, — еще раз как-то по-отцовски тепло поблагодарил он. — Надеюсь на вас, — сказал, прощаясь. — Смотрите, как хорошо стало там, где вы потрудились, правда ведь? Постепенно наведем такой порядок везде, — чуть заметно улыбнувшись, заключил командир.
Возвращаясь на заставу, Шкред вновь вспомнил о маловском методе, о том, как спасибо, сказанное ему воспитателем детдома, помогало потом: и в ремесленном училище, и в армии, и на границе. Везде и всегда, когда возникали трудности в отношениях с людьми, припоминалось это волшебное спасибо, и дело налаживалось.
В пограничные войска Малов попал из Советской Армии. Не успел прибыть на заставу — начальника положили в госпиталь, на следующий день начальник отряда должен был приехать. Малов встал пораньше, чтобы приготовиться к встрече, пришел на заставу, а там — тишина. Ни одного человека, кроме дежурного.
Спросил: «Люди где? Почему никого нет?» Думал, что и здесь, как и в других войсках Советской Армии: с утра — занятия, после обеда — занятия, а тут, оказывается, своя специфика: общего подъема нет. Одни ложатся спать, когда всходит солнце, другие встают, умываются, когда на небе луна.
Шкред испытывал к Малову отцовские чувства, все время незаметно уча его пограничному делу. А Малов не стеснялся учиться. И у капитана, и у сержантов, и у старшин. И даже у солдат.
Шкред много времени проводил с личным составом на занятиях по боевой подготовке, которую хорошо знал еще с войны, и без устали занимался ею с солдатами. На фронте командир говорил ему: «Солдат тогда хорошо научится стрелять, когда у вас у самого брюки на коленях изотрутся». Он не жалел коленей. Он знал, что эта застава получит по стрельбе отличную оценку. Иначе не может быть.
…Шкред не заметил, как подъехали к заставе. Быстро выйдя из машины, он направился к дому, который весело смотрел на него желтым крылечком.