— Степан, ты спишь? — тронула его за руку Маша.
— Нет. Думаю.
— Тогда не буду мешать. Думай, — улыбнулась она.
Но мысли уже шли по другому руслу. Он думал о людях, с которыми придется продолжать службу, о людях, которых знал не понаслышке: с одними довелось служить раньше, с другими встречался на сборах или совещаниях, третьих сменил в свое время на заставе, в комендатуре. Многие знают друг друга в войсках и радуются выдвижениям.
Начальника отряда полковника Макарова он знал еще по Карелии. Тогда Шкред, молодой замполит заставы, представлялся коменданту майору Макарову. Высокий, стройный, с неторопливыми движениями офицер подробно тогда расспросил Степана Федоровича о родителях, о детстве, об отношениях в семье. Увидев боевые ордена, узнал, на каких фронтах пришлось воевать в Отечественную. Одним словом, официальная беседа превратилась в откровенный, душевный разговор, который сразу определил и позиции людей по отношению друг к другу, и задачи молодого замполита по службе. Интересно было слушать речь командира, не умещавшуюся в обычные уставные нормы, богатую эпитетами, народными поговорками и присказками. Когда и слов уже не хватало, он помогал себе выразить мысль энергичными жестами. Тогда у них сложились отношения не только как у начальника и подчиненного, но как у строгого, взыскательного, доброго отца к взрослому сыну, который начинает новый этап в своей жизни.
Шкред уже не раз замечал: мир тесен. Заглянув мельком в дверь, ведущую в кабинет начальника отряда, и увидев черноволосую голову с выразительным большим лбом и поблескивающими карими глазами, Шкред сразу узнал Николая Ивановича Макарова, и сердце его учащенно забилось: какая встреча!
В этот момент оперативный дежурный пригласил Шкреда в кабинет.
— Степан Федорович Шкред?! Рад, очень рад, что снова будем служить вместе, — навстречу ему шагнул высокий, начавший полнеть полковник. — Ну как вы? — заглянув Шкреду в глаза, сердечно спросил он, присаживаясь рядом.
Шкред без подробностей, четко, по-военному отвечал на вопросы: «Женился вторично. Трое детей. Пока, — добавил он. — Ждем еще одного».
— Та-ак, молодцы! А как с жильем? Выделили квартиру? Устраивает? У нас сейчас с этим не проблема, так что не стесняйтесь. Служба, я думаю, вам понравится в наших краях. — Он намеренно подчеркнул «в наших», и Степан Федорович припомнил, как они однажды в Карелии говорили, что есть у Макарова особенность: прикипать к месту. Трудно привыкает к новому — к обстановке, к людям, к горам и сопкам, но уж если поживет в этих местах год–два, все здесь становится ему близким, родным, «нашим». Он еле заметно улыбнулся этому воспоминанию и продолжал внимательно слушать Николая Ивановича.
3
В квартире орудовали сразу три женщины. Оказывается, женский совет отряда помогает всем вновь прибывшим получше устроиться: старожилам все вокруг знакомо, они знают, у кого можно получить мебель, где достать краску, где купить продукты.
Маша, человек по природе общительный, рада была случаю познакомиться с новыми соседями, подругами. Одна из них, Нина Михайловна Озерова, приехала из Средней Азии. Она была молчалива, спокойна, только огромные круглые черные глаза да быстрые, расчетливые движения выдавали скрытный характер и темперамент. Другая, Алла Валентиновна Сартакова, напротив, отличалась непосредственностью, свойственной молодости, резкостью суждений и романтичностью. Она и сама не скрывала это, и Маша довольно скоро узнала о том, как бывшая школьница-десятиклассница приобщилась к тревожному строгому понятию — «граница».
— Знаете, девочки, и мама моя говорила: «Ты, Алла, романтичная душа». Границу представляла я раньше по фильму «Застава в горах»: схватки, погони за нарушителями, ночи в свете сигнальных ракет. А приехала к мужу — тишина до звона в ушах. Одна застава — и никого вокруг. Но чувство, что здесь рядом граница, что здесь проходит рубеж привычного мне мира, появилось сразу. И еще — чувство затаенной тревоги, какое-то новое для меня.
Когда после каникул я вернулась в Таллин заканчивать педагогический институт, и значительно позже, когда приехала к мужу насовсем, эта тревога уже не оставляла меня. За мужа, за его солдат. И теперь, вот уж, считай, десять лет прошло, а я не освободилась от этого чувства. Граница — это всегда напряжение, неизвестность — кто знает, с кем придется схватиться один на один…
Женщины сидели на кухне, пили чай, отдыхали после мытья полов и окон. Собственно Маша выполняла подсобную работу: принести чистые тряпки, чтобы протереть стекла, поменять воду. Сейчас они сидели, раскрасневшиеся от крепкого чая, и слушали Аллу Сартакову. И Маше тоже представлялись степь, солончаки. Питьевая вода — привозная, на вес золота. Молодая горожанка в комнате со скудной казенной мебелью: кровать, стулья, стол — все как у соседей, только детская кроватка своя. И в ней сын. По шторам бегали фаланги. Сначала один их вид приводил в ужас, Алла бежала на заставу за помощью. Потом спокойно снимала их сама. И змей разучилась бояться. А чего их бояться! Правда, поначалу было жутковато.
Проснешься утром, откроешь глаза, а над головой — что-то шевелится. Дом деревянный, змея между досок удобно устроилась. Что делать? Руки дрожат, страх торопит: скорей бежать на заставу! А другой голос: пока добежишь, змея сползет и Андрейку укусит. Собралась с духом, взяла палку и выгнала ее. Своеобразное боевое крещение. У Аллы Сартаковой, выросшей в городе, трудности привыкания к заставской жизни были не те, что у Маши. Она горевала, что не подойдешь к газовой плите и из крана не польется горячая вода. Ко всему надо приложить руки, все надо сделать самой: и затопить печь, и приготовить обед, и постирать. А тут еще неотступная мысль, не дающая покоя: «Что же я, так и буду мужниной женой? Зря меня учили, деньги государство тратило на меня зря?» И хотя знала, что многим женам пограничников не удается устроиться на работу: граница ведь проходит не только по городам и населенным пунктам, но и в болотах, в тайге, в горах, — охранять ее нужно везде. Знала, что служить офицеров посылают не только туда, где может устроиться на работу жена (хоть и с этим порой считаются!), а туда, где требует служба. Она надеялась, что не потеряет специальность. Учениками, в конце-концов, могут быть не только школьники. Со многими пограничниками, собирающимися после армии в вузы, она занималась русским языком, литературой, помогала организовывать художественную самодеятельность. А когда мужа перевели на другую заставу, в село, вместе с радостью, что сможет, наконец, преподавать в школе, испытала и разочарование: только привыкла к людям — и вот уже уезжать.
Нина Михайловна сидела рядом, внимательно глядела на рассказчицу: как много похожего было в их судьбе! И они с мужем начинали жить не ахти как: комната семь квадратных метров, еще с ними бабушка мужа была. Потом появился сын. Для его кроватки места уже не оставалось, и Саша спал на столе. Сынишка часто болел, и ей приходилось пропускать занятия в институте. А закончить хотелось! Пошли навстречу: занималась по индивидуальным планам. Диплом защитила с отличием!
В Туркмении было так: придет вечером муж, снимет рубашку, и если ее сразу не выстираешь, к утру колом стоит от соли. Страстно хотелось работать по специальности. Всегда была убеждена: учить детей — ее призвание. Она знала, что может это делать хорошо. Потом перевели в большой город. Устроилась в школу, вела математику в пятых–десятых классах. Контакт с детьми был прекрасный. Она знала детей, они — ее, конфликтов никогда не было.