Он продолжал уворачиваться, легкими, но точными касаниями клинка отклоняя лезвие широкого меча в бок. Ни разу он не попытался парировать удар напрямую, ни разу не ударил сам - любой выпад, финт, обманное движение требовали времени, которого нур ему не давал. Пыль, взбитая ногами бойцов, темным слоем оседала на их лицах и потных телах, превращаясь в жидкую грязь; подбородок и щеки нура были вымазаны кровью, и его физиономия стала напоминать маску какого-то злобного демона. Сейчас оба противника тратили свою энергию и силы с равной интенсивностью: нур непрерывно атаковал, Блейд - убегал и увертывался. Весь вопрос заключался в том, кто выдохнется первым.
Через сорок минут, наполненных дикой гонкой под рев трибун, звоном железа и низким угрожающим рыком гиганта, Блейд заметил, что его противник устает. Нур уже не крутил меч над головой; движения его стали экономнее, голос - тише, на лбу выступила испарина. Солнце уже на пол-локтя поднялось над верхним краем восточной трибуны, и утренняя прохлада начала сменяться зноем. Иногда разведчик слышал, как нур переводит дух; казалось, кто-то выпускает воздух из чудовищных кузнечных мехов.
Но он и сам уже чувствовал признаки усталости. Больше тянуть было нельзя - его план победного завершения битвы строился на одном точном ударе, нанесенном в подходящий момент недрогнувшей рукой.
Нур остановился, жадно хватая воздух распяленным ртом Блейд тоже сделал несколько глубоких вдохов, радуясь передышке; его отделял от противника десяток шагов. Он перебросил меч в левую руку, согнулся и опустил голову, демонстрируя крайнюю степень утомления и безнадежной покорности судьбе. Его правая ладонь, словно стирая пот, скользнула по лбу, по щеке, по шее, пальцы нащупали массивную рифленую рукоять, торчавшую из сумки за плечом. Все в порядке; его тайное оружие было на месте.
Он шагнул вперед, поднимая меч. Нур зловеще оскалился; крупные белые зубы сверкнули на залитом потом, покрытом коркой грязи лице. Подобно башне исполин навис над Блейдом - чудовищно огромный разъяренный человек-гора, готовый растоптать, рассечь на части обессилевшего карлика. В глазах его не было торжества победителя; только злость и досада на собственную неосторожность, словно у прохожего, которого тяпнула за лодыжку жалкая дворняга.
Тяжелый меч мелькнул в воздухе, и Блейд впервые подставил свой клинок, парируя удар. Хотя его левая рука была расслаблена, ее будто пронзило то ком; секунду или две парализованные мышцы отказывались повиноваться. Но сейчас это уже не имело значения - как и потеря меча, описавшего серебристую дугу и воткнувшегося в землю на краю арены
Теперь бойцы сошлись почти вплотную, на два ярда. Нур, казалось, неторопливо выбирал место удара - прямо по черепу или чуть сбоку, в шею. На трибунах царила мертвая тишина, зрители замерли, завороженные ледяным дыханием смерти.
Нур вскинул клинок, сделав, наконец, выбор. Его лицо было огромным и грозным, как пылающий солнечный диск, что медленно карабкался по небу. Прекрасная мишень, подумал Блейд, по такой трудно промазать.
Откинувшись всем телом назад, он нащупал ребристую рукоять за правым плечом и молниеносно вырвал кистень из кожаного чехла. Цепь, раскручиваясь, свистнула тонко и протяжно, тяжелый шипастый шар хищно метнулся к виску великана. Раздался треск сокрушаемых костей и странный звук, будто из туго надутого бурдюка выпустили воздух. Нур не вскрикнул и не застонал, только гулкий выдох, ясно слышимый в тишине, вырвался из его груди.
Затем он рухнул, и земля дрогнула под тяжестью гигантского тела. Блейд посмотрел на то, что еще долю секунды назад было его лицом. Кровавая каша... Удар снес половину черепа, и стальная сфера, усаженная остроконечными шипами, провалилась внутрь, утонув в крови и сероватых лохмотьях мозга.
Он сделал шаг и остановился над застывшим в каменной неподвижности телом - Давид, сразивший Голиафа... Потом поднял широкий меч, которому так и не суждено было добраться до его шеи, и поразился тяжести оружия - фунтов тридцать, не меньше. Нет, такой клинок не для обычных людей! Блейд воткнул его в землю меж раскинутых ног великана как символ своей победы и направился к южным воротам. На нем не было ни царапины, но он страшно устал.
Тарконес уставился на него в немом изумлении, стрелки же смотрели словно на полубога, прикончившего на их глазах саму смерть. Собственно, так оно и было.
- Они что, все такие? - Блейд положил руку на плечо кузнеца, кивнув в сторону поверженного противника.
- К-какие? - от волнения обычно сдержанный Тарконес стал заикаться.
- Огромные...
- Встречаются и поменьше... Да вот, погляди сам!
Обернувшись, Блейд увидел, как с восточной трибуны спускается целая процессия. Впереди шел нур - не старый, но в летах; за ним - восемь сахралтов в кожаных туниках с нашитым на груди знаком парящей птицы. Следом торопились архонты Тери с посеревшими от ужаса лицами.
- Высокородный Ратри, правая рука князя Фарала, - сообщил пришедший в себя оружейник. А эти восьмеро - корабелы из Халлота.
Ратри был облачен в клетчатый кильт до колен, плащ из тонкой шерсти и сандалии; у бедра висел меч - такой же широкий и тяжелый, как у убитого Блейдом воина. Однако этот пожилой северянин оказался значительно ниже погибшего - семь футов три дюйма, определил Блейд. На вид ему можно было дать лет шестьдесят; узловатые мышцы, похожие на корни могучей сосны, бугрились на его руках и обнаженных икрах.
Нур спустился вниз, подошел к распростертому на земле телу и склонился над ним. С минуту он молча глядел в мертвое изуродованное лицо, потом сбросил с плеч плащ и кивнул халлотцам. Те перекатили огромное тело на шерстяное полотенце и, ухватившись по краям, понесли к воротам под северной трибуной; длинные ноги мертвеца волочились по земле. Ратри выдернул из земли клинок своего погибшего бойца и, подняв голову, пристально уставился на Блейда. Полсотни ярдов - половина ристалища - разделяли их.