Ответа на столь сложный философский вопрос у императора не нашлось, а потому он, не выдержав, спросил, наконец:
— Вот скажи, обязательно каждый раз представать в образе ежа? У тебя что, нет других личин?
— Конечно же, есть, — повелитель Хаоса на миг отвлекся от своего увлекательного занятия. — Имя мне — легион. Я — то, что я есть и то, чем я хочу быть. Я — Вечный.
— Тогда почему еж?
— Ты неправильно формулируешь вопрос. Должно быть так: если не еж, то что?
— Человек, к примеру, не подойдет?
Фарнир окончательно перестал чесаться.
— И чего вы все так уперлись в этих людей? Глупые, грязные, ни на что не годные комки плоти. Вот ежи — это другое дело. Вершина! Настоящее совершенство. Но раз ты так хочешь, что ж, почему бы и нет?
И там, где только что стоял ежик, возник мужчина. Высокий, хотя до императора ему было далеко, широкоплечий, в элегантной одежде незнакомого покроя, в цветах которой преобладал черный. На его ногах красовались высокие кожаные сапоги, доходящие почти до колен, в них были заправлены штаны, похожие на те, что носят варвары. Из-под длинной — до середины бедер — куртки, застегнутой на множество ремешков, торчал ворот белоснежной рубахи. Никаких украшений человек не носил, да они были ему и не нужны. Лицо, вот что привлекало к себе внимание — худое с резко очерченными скулами, обрамленное короткими волосами, не прикрывающими даже уши, — было потрясающе красивым. Не слащавой красотой молоденьких мальчиков, которых так любят атериадцы, нет. Бог привлекал внимание суровой мужской красотой, которая встречается лишь у сильных личностей и никак не связана с внешностью. Но самой главной деталью были, безусловно, глаза. Чернота заполняла их, не оставляя ни единого пятнышка. Казалось, еще немного, и мрак перельется через край и затопит корабль подобно морской воде. Анаториан бросил на них мимолетный взгляд, и лишь с огромным трудом сумел прийти в себя. Простой человек, скорее всего, лишился бы не только воли, но даже самой своей души, утонув в двух черных омутах.
Теперь фигура бога не вызывала смеха. От нее веяло страшной, непреодолимой силой, и угрозой. Она настолько явственно чувствовалась, что Анаториан невольно сделал шаг назад и сглотнул.
— Ну и как тебе этот облик? — голос Фарнира тоже изменился. На смену ехидному ежиному фырчанью пришел сочный глубокий баритон, которому позаимствовали бы многие ораторы. — В некоторых мирах я принимаю его.
— Куда внушительнее, — честно признал Анаториан.
Фарнир, постукивая каблуками по деревянным доскам палубы, подошел к борту и оперся об него руками. Сейчас в облике владыки Хаоса не осталось ничего смешного.
— Люди, — проговорил он, глядя на городские стены. — Вы не единственное племя во вселенной, но самое раздражающее. Ваша алчность не знает предела и готова соперничать лишь с глупостью и ограниченностью. Никто из вас не способен понять все совершенство колючек на спине и умения сворачиваться в клубок.
Он фыркнул и указал пальцем на воду — та забурлила, и из-под нее вылетела небольшая рыбка, которая зависла в воздухе перед бездонными глазами повелителя Хаоса.
— И ты, Анаториан, такой же, что печально. Когда мы впервые увиделись, мне показалось, что у тебя есть по-настоящему серьезный потенциал. Кажется, я ошибся. Столько времени… Столько возможностей…Столько путей…
Владыка Хаоса покачал головой и отпустил рыбку.
— Я подарил тебе все, и как же ты этим распорядился?
Этого император выдержать уже не мог.
— Все? — процедил он. — Ни о чем не забыл?
Фарнир повернулся к нему, и широко ухмыльнулся.
— Ну а как ты хотел? Получить в собственность феноменальную мощь, да еще без каких-либо ограничений? Надо знать, что хорошее чего-то да стоит.
— Я уплатил цену! — Анаториан в очередной раз вернулся к вопросу, который уже многократно обсуждал с Фарниром.
— Да, — согласился тот. — И получил то, что попросил. Если что-то пошло не так, вини себя.
Тут бог улыбнулся краешками губ, отчего на мгновение вновь стал напоминать смешного пыхтящего ежа.
— С городом не выходит, оттого и злишься?
И снова Анаториану пришлось сдерживать свой нрав. Конечно же, проклятый бог прочел его мысли, и тотчас же воспользовался полученными сведениями.
«Впрочем, тут все ясно и так», — невесело подумал император.