Фарнир с глухим хлопком обратился в огромного ежа, и повис в воздухе над головой Анаториана. Когда тот поднял голову, то его взгляду открылось упитанное, покрытое белой шерстью, пузо.
— О-о-о, этот мальчик увидел нечто восхитительное. Его взору предстал величайший и красивейший из городов в мире. Жемчужина, скрытая от взоров простых смертных. Он отправится прямиком в Еширал, столицу великой Ширримской империи.
Анаториан захохотал. Он смеялся во все горло, не обращая внимания на то, что корабли прошли разрушенные башни и проплыли мимо изуродованных трупов морских гигантов, он никак не мог остановиться даже тогда, когда флотилия вошла в порт и на всех веслах устремилась к берегу, на котором их уже поджидали защитники.
— Ну, тогда я спокоен, — прохрипел император, с трудом отдышавшись, — оттуда ему никогда не выбраться!
Глава 6
— Ты чего это удумал, скотина? — на спину Элаикса обрушился тяжелый удар, и он повалился на землю, не издав при этом ни единого звука.
Новый удар и новая порция брани.
Юноша скосил взгляд на надсмотрщика — такого же раба, как и он сам, получившего, однако, право распоряжаться чужими жизнями. В его взгляде читалась такая ненависть, что мучитель даже опешил на миг, но лишь на миг. Придя в себя, он обрушил на непокорного раба серию ударов.
Элаикс стоически переносил их. За прошедшие месяцы он успел привыкнуть к побоям, недоеданию, недосыпу и прочим прелестям рабского существования. Они просыпались, работали, засыпали. Где-то в круговороте дней, слившихся в единое целое, затесывались непродолжительные пятнышки радости — когда удавалось поесть чуть побольше, или перехватить несколько минут отдыха.
То, что с ними происходило — Элаикс понимал это отчетливо — являлось медленной казнью. Они с братом, может быть, продержатся с десяток лет, полностью угробив здоровье. После этого хозяева отправят их умирать от голода на пустынный остров, ведь когда вещь ломается, ее меняют.
Самым страшным было то — и этот факт юноша также осознавал — что еще несколько месяцев, и шансов спастись у них не останется — тяжелый физический труд вместе со скудным питанием сделают свое дело. Следовало предпринимать что-нибудь, и очень быстро.
К сожалению, положиться на младшего брата не получалось. Тот уже не плакал по ночам, но почти сдался, был готов надломиться. И вот этого-то как раз Элаикс допустить никак не мог! Именно поэтому сейчас он делал то, что делал. Шанс, что все получится, был мизерен, но он гарантировал выживание.
Элаикс ждал, терпеливо снося побои. Вокруг них ходили люди, никто не обращал внимания на эту весьма обыденную сцену — рабов регулярно наказывали, но юноше был нужен лишь один человек. Он успел выяснить распорядок его дня, и знал, что ждать осталось немного.
Юноша, не обращая внимания на сыпавшиеся тумаки и угрозы, съежился в позе эмбриона, прикрыв голову руками, и слушал. Это лишь злило надсмотрщика, и тот ярился, пытаясь вырвать у раба крик. Не выходило, отчего мужчина злился лишь больше и бил сильнее.
Наконец Элаикс услышал знакомые шаги, и прошептал себе под нос:
— Пора.
Когда на его спину опустился следующий пинок, подросток схватил ногу бьющего и дернул на себя, после этого, поднимаясь, впечатал локоть тому в пах, врезал коленом по носу и, когда ошеломленный и отчаянно вопящий надсмотрщик упал, оседлал его, и начал методично избивать, ломая зубы и нос.
Тотчас же со всех сторон раздались крики, к нему побежали люди. Несколько рук сразу схватило Элаикса, его стащили с потерявшего сознание надсмотрщика и растянули на земле.
— И что тут происходит? — услышал он знакомый голос и скосил глаза в направлении произносившего эти слова. Навиний Коррил лично возвышался над ним.
— Этот раб отказался повиноваться, а потом напал на надсмотрщика, о владыка, — тотчас же сообщил кто-то из домашних рабов.
— Надо же, как интересно. — Тон Навиния говорил об обратном, однако в его взгляде все-таки проскочило любопытство. — Есть ли тебе что сказать, раб?
Элаикс нахмурился и упрямо сжал губы.
— Даже та-ак? — на лице патриция появилась улыбка. — Кажется, тебя нужно наказать, мальчик.
Он еще раз осмотрел Элаикса, и улыбка стала шире.
— Давно я никого не порол. Кнут!
Тотчас же Элаикса подняли и потащили к столбу.
— Сейчас будет очень больно, — прошептал себе под нос мальчик.
Он прекрасно понимал, насколько тяжело придется, но знал и то, что обязан выдержать. Не ради себя, ради брата. Поэтому, когда первое касание кнута обожгло кожу, он, сжав плотнее зубы, не издал ни звука. Второй удар оказался сильнее — фариец, явно разогревался. С третьего раза хлыст рассек кожу поперек спины, затопив сознание юноши кошмарной болью.