Юноша вздохнул и, собрав всю свою волю в кулак, после чего накинул лежавшую на стуле у изголовья кровати фарийскую тогу – тогу, ему, рабу! - и осторожно направился к двери.
Страх вернулся и с каждым сделанным шагом становился лишь сильнее, но Трегоран, отчаянно сжав зубы, повернул ручку и вышел в длинный коридор, устланный роскошным ворсистым ковром.
«Этот миролюбивый фариец неприлично богат», - подумалось юноше, и столь глупая мысль позволила ему немного разжать тиски ужаса.
Дверь в конце коридора сама собой отворилась, и из-за нее донеслось:
- Я тут.
«Что и требовалось доказать». - Юноша вздохнул и двинулся вперед.
Маркаций удобно расположился в большой светлой комнате, заставленной шкафами со всевозможными книгами и свитками. Помимо них здесь нашлось место для большого стола и двух кресел – хозяин дома определенно любил удобства.
Фариец широким жестом пригласил юношу в кресло напротив себя. Трегоран, сглотнув, присел и уставился на своего спасителя.
Некоторое время они молчали. Наконец Маркаций заговорил.
- Итак, юноша, ты, я вижу, уже можешь ходить. Голова не кружится?
- Самую малость, - непонятно отчего покраснев, проговорил Трегоран. – Спасибо вам, господин, за то, что спасли мою жизнь.
- Не стоит благодарности. Спасение жизней – это долг каждого мага.
Он заметил, что Трегоран изменился в лице и с горечью добавил:
- Каждого настоящего мага. К несчастью, в империи таких становится все меньше с каждым годом. Увы и ах, но вместе со средним уровнем морали падает, что весьма неожиданно, и средний уровень владения силой. Как ни странно, знаменитые фарийские маги, которыми соседние народы пугают своих детей, год от года слабеют и чахнут, становятся все более ленивыми и бесполезными. Впрочем, замечу, что этот процесс не в меньшей степени затронул и иные государства, такие, например, как соседняя нам Атераида.
Трегоран удивленно моргнул. Фариец говорил в точности как храмовые жрецы в его родной Тимберии. Он вспомнил тучных бритых на лысо евнухов и сравнил их с подтянутым суровым фарийцем. Сравнение получилось столь уморительным, что он не сдержал тихий смешок.
Маркаций сверкнул глазами.
- Я сказал что-то веселое, юноша?
Молодой человек ойкнул и потупился, а затем рассказал о том, что его так рассмешило. Реакция чародея оказалась неожиданной – вместо того, чтобы рассердиться, тот задрал голову и захохотал. Смех у фарийца был чистый, добрый, в нем не слышалось злое торжество и упоение унижениями жертвы.
Этот человек вообще сильно отличался от других благородных имперцев, с которыми Трегорану приходилось встречаться раньше. И юноша окончательно решился.
- Господин, - сказал он, когда Маркаций отсмеялся, - ты хотел знать, как я сюда попал.
Благородный фариец внимательно взглянул на собеседника.
- Да, мне это будет интересно, но сперва, пожалуй, тебе стоит представиться. Да, твое полное родовое имя, определенно, мне не повредит.
Юноша удивился еще сильнее. Имперцев редко интересовало, кто был предком тимберского раба и какое тот занимал положение по праву рождения.
- Прошу меня простить, господин. Я – Трегоран, сын Линорана, внук Паранита из рода Силирнитов.
Чародей присвистнул.
- Надо же. Дворцовые стражи Божественного? Мир полон сюрпризов. Ты тоже должен был стать воином?
- Нет, господин, жрецом.
Фариец кивнул.
- Понимаю. Младший сын в семье. Ты остались живы во время разгрома, учиненного легионами, и оказался в рабстве. Трудно ожидать от тебя доверия к фарийцу, да еще такому, как я.
- Такому? – повторил ошеломленный познаниями собеседника юноша.
- Да, я, молодой человек, тоже не представился полностью. Да, не представился.
Он выпрямил спину и гордо взглянул на юношу, положив руки на подлокотники, выполненные в виде орлиных голов.
- Ты разговариваешь с Маркацием Цилирием благородным сыном Силлы Цилирия, сенатором великого Фара. Опальным, конечно же.
Челюсть Трегорана поползла вниз. Мало того, что его собеседник был магом, так он еще и принадлежал к высшему сословию империи. Конечно, за годы правления Анаториана могущество всесильного в древности Сената здорово уменьшилось, но, тем не менее, сбрасывать со счетов влияние самых знатных и богатых семейств государства не мог даже божественный император.