- Вижу, что ты впечатлен, - улыбнулся Маркаций.
- И удивлен, господин.
- Почему такой человек живет в глуши? Я, кажется, уже говорил, но, конечно же, могу и повторить. Мои убеждения диаметрально отличались от идеалов нашего обожаемого императора и его прихлебателей. При этом я не стеснялся говорить то, о чем думаю. Кого-нибудь менее значимого за подобную дерзость ждал бы титул врага государства, плеть с кандалами и галеры. Или рудники – как повезет. Я же отделался всего лишь изгнанием, и, назовем это так, домашним арестом. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду.
- Да, господин.
- И неудивительно, – улыбнулся Маркаций. – Полагаю, храмовые жрецы, с которыми ты так удачно меня сравнил, потратили не один год на обучение. Если бы не мы, то сейчас ты, скорее всего, уже сбрил бы волосы и лишился кое-чего еще.
Юноша покраснел и потупился, а Маркаций встал и подошел к столу, на котором примостилась початая бутыль из зеленого стекла, рядом с которой стояли два точно таких же стакана, а также блюдо с сыром.
- Тимберское стекло, - зачем-то произнес чародей, беря бутыль в руки и разливая ее содержимое по бокалам.
Один из них он вместе с блюдом предложил юноше.
- Это легкое вино, тебе оно не повредит, равно как и сыр, но позволит немного расслабиться, - пояснил чародей. – Ты ведь собирался поведать мне свою историю, а не делиться особенностями родословной и социального положения. А потому я умолкаю и обращаюсь в слух.
Трегоран, внезапно почувствовавший необъяснимую жажду, одним глотком осушил стакан и закашлялся. Пускай и разбавленное, вино сильно ударило ему в голову. Он закашлялся и отправил в рот несколько кусочков сыра, тщательно их пережевал и проглотил, и только после этого начал говорить.
Юноша рассказал своему собеседнику все. Как попал в рабство, как на долгие годы превратился в бесправные вещи, игрушки в руках бессердечных господ, как сумел убежать. Наконец, куда убежал. Когда юноша рассказал о том, кого повстречал в пещере, бокал выпал из разжавшейся руки Маркация, а во взгляде сенатора появилось выражение безмерного ужаса.
Наконец Трегоран умолк. Его собеседник даже не посмотрел на бокал, который не разбился исключительно из-за толщины ворсистого селианского ковра, устилавшего пол кабинета.
- Девятеро спасите и защитите! – воскликнул мужчина. – Договор с Владыкой Хаоса. Мальчик, в своем ли ты уме?
От волнения благородный фариец растерял весь свой лоск и придворные манеры. Он поднялся и, подскочив к юноше, ухватил того за плечи.
- Мальчик, ты попросил у чудовища магическую силу?
- Н-нет, - испуганно пролепетал Трегоран. – Сила у меня была, я попросил память.
Маркаций ошеломленно уставился на него.
- Была?
Он моргнул и отпустил юношу, делая над собой видимое усилие, чтобы успокоиться.
- Подожди. Стало быть, ты учился на мага?
- Нет, господин, не успел.
- Тогда, во имя великих богов, откуда ты узнал о своей силе?
Юноша замялся, но решил, что раз уж начал говорить, то нет смысла запираться.
- У хозяев, - его передернуло, - была библиотека. Большая библиотека. Однажды, когда я ее убирал, случайно наткнулся на свиток. В нем было несколько заклинаний.
- Погоди, - недоверчиво прищурившись, остановил его Маркаций. – Ты хочешь сказать, что разжег в себе Пламя, всего лишь посмотрев пару раз на какой-то непонятный свиток в библиотеке? Тебе хватило этого, чтобы сотворить свои первые чары?
Юноша кивнул, а лицо патриция вытянулось. Он схватил Трегорана за руку и вытащил из кресла.
- Идем, я должен увидеть все своими глазами.
Юноша, чьи ноги тотчас же затряслись, последовал за своим спасителем. Шли быстро, и он не успевал запомнить путь через вереницу коридоров, залов и лестниц, закрученных в плотный клубок. Наконец, Маркаций остановился. Они оказались возле больших дверей окованных свинцовыми пластинами. Чародей сотворил магический жест и прошептал короткое слово, створки распахнулись.
За дверьми размещалась самая большая библиотека, которую Треоран только видел. Даже храмовое книгохранилище не могло сравниться с нею. Огромный зал был битком набит мощными шкафами, до отказа забитыми бумажными свитками, книгами всех мастей, пергаментами, вроде бы даже – глиняными табличками.