Шаги человека гулким эхом отдавались в коридоре и боковых ответвлениях, но на мужественном лице с широким подбородком и орлиным носом не отражалось ни единой эмоции.
Несмотря на то, что во дворце стояла глубокая ночь, тот, кого именовали богоравным Анаторианом, и не думал почивать. Он только что закончил поздний ужин и решил заняться неотложными государственными делами, коих за последние дни скопилось, пожалуй, даже чересчур много.
Дверь в его рабочий кабинет – массивная, окованная железом и медью – не охранялась. В этом не было смысла, потому что изготовили ее по личному распоряжению владыки мира и вряд ли под небом нашелся бы хоть один человек, способный сдвинуть створки. Ладонь императора легла на ручку, литые мышцы напряглись и дверь отворилась. Даже полубогу приходилось прикладывать небольшие усилия, дабы сдвинуть эту, весящую как скала, дверь, что уж говорить об обычных смертных. Но и это было не самой главной причиной. На самом деле дверь была нужна лишь для демонстрации мощи. Грозная сила полубога защищала его тайны лучше любых запоров – ни один безумец не рискнул бы пробраться в святая святых Фара.
Поэтому, когда Анаториану это было нужно, он попросту оставлял дверь открытой. Слуги убирались в комнате, приносили бумаги, забирали документы обработанные документы, подавали кушанья, если их господин желал отобедать на рабочем месте.
Но сегодня императору хотелось покоя и уединения. У него уже не один день словно кошки скребли на душе. Богоравный ощущал – происходит что-то плохое, что может затронуть и его самого, и его детище – великую империю.
Дверь захлопнулась, отсекая Анаториана от остального мира и оставляя того во мраке, но император щелкнул пальцами и десяток масляных ламп осветили помещение. Тут все было так, как любил фарийский правитель – огромный стол, украшенный резьбой, большое мягкое кресло на массивных ножках, выполненных в виде львиных лап. Подлокотники же его неизвестный мастер оформил в виде голов этих могучих и славных животных. Вдоль стен высились огромные и не менее массивные шкафы, в которых неисчислимые секреты таились вперемешку с донесениями сборщиков податей, а древние магические фолианты соседствовали со счетными книгами.
Император уселся в жалобно скрипнувшее под его весом кресло, снова махнул рукой. С одного из шкафов прямо на стол слетело несколько свитков. Рядом с ними тотчас же возникла чернильница и несколько остро отточенных перьев.
Полубог взял первый из пергаментов, развернул его и принялся внимательно изучать, время от времени делая на полях пометки. Быстро чиркнув что-то внизу, он отложил свиток на край стола и принялся за следующий.
Анаториан успел разобрать десяток дел, когда неожиданный звук отвлек его и полубог оторвался от изучения тяжбы двух благородных патрициев из очень влиятельных родов, решившихся обратиться к высшему арбитру империи. Звук этот походил на топоток маленьких когтистых лапок по мрамору. Император недоуменно моргнул, и неожиданно понял, что он уже не один в комнате – из дальнего угла к столу семенил большой серый еж, забавно подрагивающий ушами и шевелящий носом.
Однако правителю Фара было отнюдь не до смеха. Он поднялся и недобро посмотрел на приближавшееся животное.
- Приветствую Отца Лжи, - проговорил он красивым чистым голосом. – Ты давно не навещал меня. Что привело Владыку Хаоса в мой дворец?
Еж остановился и совсем по-человечески сел.
- Лапы, - совершенно серьезно ответил он. – Разве не очевидно?
Император не улыбнулся.
- Зачем ты здесь? – переформулировал он вопрос.
- Чтобы увидеть тебя, - жизнерадостно отозвался бог.
«Что-то грядет, что-то очень и очень нехорошее», - с горечью подумал Анаториан. – «С другой стороны, у меня было много лет счастливой жизни, немногие могут похвастаться такой удачей».
Он молча смотрел на Фарнира, не желая вступать в полемику. Императора всегда поражало, что столь могучее существо - а сила бога Хаоса попросту не поддавалась человеческому пониманию – любит валять дурака и паясничать, точно дешевый актеришка.