На мостик поднялся Сокольников, радостно потер руки.
— А я, понимаешь ли, с хорошей новостью.
— Подержись за нактоуз — там дерева много.
— Московское радио только что передало в последних известиях, что авианосец «Эйзенхауэр» проследовал Гибралтаром в Средиземное море. Цель этого, мягко говоря, визита не установлена, по комментатор предположил, что этой целью может стать Ливия.
— Там ничего не говорили — он один?
— Нет, его сопровождают крейсер «Уэнрайт» и фрегат.
— А где же тогда эсминец и другой фрегат?
Сокольников малость помолчал и притворно вздохнул.
— Извини, командир, я забыл спросить об этом комментатора. Тем более что он подозрительно хрипел.
— А знаешь, комиссар, мне не нравится, что комментатор забыл доложить, что вымпелов было семь. Арифметика предельно проста: было семь, стало три. Спрашивается: куда подевались еще четыре вымпела? Впредь, комиссар, если чего не поймешь, переспрашивать не стесняйся.
— Хорошо, командир, я теперь только так и стану поступать. Но все-таки... — Сокольников выдержал паузу. — По крайней мере, мне так думается, что прежде за хорошие вести говорили спасибо. Может, конечно, я и ошибаюсь.
— Спасибо я, конечно, скажу, но кто мне поручится, что весть эта хорошая?
— А почему бы ей не быть хорошей? Ведь если крейсер УРО с транспортом и эсминец с фрегатом остались где-то поблизости, то их все-таки четыре, а не семь. К тому же от них мы в любую минуту можем оторваться.
— Ну если ты настаиваешь, то вот тебе мое, — Ковалев легонько склонил голову, — спасибо. Носи на здоровье. Вернемся в базу, приглашу на обед. Ведь ты при своем холостяцком житье-бытье ничего и не готовишь.
— Не готовлю, командир. Принципиально. Не люблю мыть посуду.
Ковалев иронически оглядел его и промолчал.
Минут за десять до ужина Ковалева подменил на мостике старпом. Ковалев сам велел ему прийти пораньше — хотел побыстрее отужинать, но только спустился в каюту и сполоснулся тепловатой, застоявшейся в бачке водой, как затрезвонил телефон. Ковалев понял, что на связь вышел командующий, хотя раньше он этим часом не пользовался, и невольно пробежал пальцами по пуговицам рубашки, словно по клавишам.
— Вы слушаете Московское радио? — спросил командующий.
— Так точно, товарищ командующий. «Эйзенхауэр» в сопровождении «Уэнрайта» и номерного фрегата вошел в Средиземное море. Не можем только понять, куда подевались эсминец с фрегатом из великолепной пятерки и легкий крейсер с транспортом.
— Мы их тоже пока потеряли. Как только найдем, тотчас известим.
— Цель «Эйзенхауэра» — Ливия? — спросил Ковалев.
— По всем признакам — Ливия, хотя кое-что еще предстоит уточнить. Что у вас нового?
— Следуем в точку...
— Добро. Тенева ждет от вас вестей. Я — тоже, — помолчав, лукаво подчеркнул командующий.
Связь отключилась, но Ковалев еще несколько минут держал трубку возле уха, потом глянул в микрофон и положил трубку на рычаг, словно махнул с досады рукой. Собственно, ничего нового командующий не сообщил, спасибо Сокольникову в глаза и за глаза, тот вовремя поднялся на ходовой мостик. «Впрочем, разговоры разговорами, — подумал Ковалев, — но разберемся-ка в одной существенной детали — супостат стягивает свои корабли к Ливии, значит, там может быть горячо. Но если там станет горячо, то и в других точках они приведут корабли в боевую готовность. Такова логика вещей. И здесь тоже. Здесь, наверное, прежде всего...» Командующий этого не говорил, но теперь Ковалеву стало ясно, что именно это командующий и хотел сказать.
«Не важно, кто что сказал, — опять подумал Ковалев. — Важно, кто как понял. Итак...»
К ночи все успокоилось, и воздух стал наплывать на «Гангут» теплыми волнами. Не верилось, что сейчас где-то могла быть зима и дни стояли куцые, величиной с воробьиный нос, а ночи длинные и тягучие, не верилось, что где-то одни люди готовились убивать других людей, и не верилось, что в этих глубинах, которые тут казались бездонными, черной тенью (лодки во всех флотах окрашивались только в черное) бродила стратегическая лодка, могущая одним ударом превратить землю в геенну огненную. По ночам, глядя на самую древнюю монету с ликами Авеля и Каина, не хотелось верить, что на ее тусклое серебро уже ступала нога человека. На свете еще было много такого, во что не хотелось верить, но от этого положение вещей не менялось.
Луна поднялась высоко над горизонтом и хорошо светила, выстелив широкую рябую дорожку. Звезды висели речными кувшинками, и самые крупные из них тоже оставляли на воде следы, и весь океан казался испещренным твердым почерком. «Гангут» шел крейсерским ходом, машины работали ровно, вибрация почти не ощущалась, и голубой свет, сиявший на его палубе и на надстройках, даже вблизи делал его призрачным.