Ветошкин обиженно посопел.
— Я же, товарищ лейтенант, не ради себя стараюсь. Еще год, другой, и уйду — кончится моя служба. И вас понимаю, и Ловцова. А только когда все на месте, увереннее себя чувствуешь.
«Ласковый ты с виду, — подумал Суханов, — А только от ласки твоей не всегда ласково бывает. Ну, хорошо, хорошо... Ты ласковый, я ласковый — что-то только из этого получится?»
— Ладно, мичман, — примиряюще сказал он. — Что же теперь делать, Ловцова нет, а войти в контакт все равно надо.
— Раз надо, тут уж ничего не попишешь, — сказал Ветошкин.
«А и дурак же ты, братец, — подумал Суханов. — Ведь ты же считаешь, что это я дурак. А ведь так не бывает, мичман, чтобы в одну компашку затесались два дурака. Один из них обязательно должен быть поумнее».
«Это конечно, — подумал и Ветошкин. — Ловцова теперь с дороги не вернешь, а только я предупреждал, что в случае чего... Это ж понимать надо...»
Ветошкин украдкой зыркнул на Суханова: тот опять начал листать журнал, но скоро вернулся к последним записям.
«Читай, читай, — подумал Ветошкин. — Все равно там про дельфинов ничего не записано, потому как про дельфинов никто и не велел писать».
«Раз появились дельфины, — подумал Суханов, — значит, здесь же бродят рыбные косяки, значит, здесь небольшие глубины, и лодке, выходит, делать тут нечего».
— И все-таки, мичман, впредь отмечайте все, что услышите. Сегодня это дельфины, а завтра... Вы меня поняли, мичман?
— Так точно...
Суханов хотел было сказать Ветошкину: не прятался бы ты, мичман, за свое «так точно», а говорил бы все, что думаешь, раз уж «стих такой нашел», и он бы, Суханов, тоже ответил бы с полной откровенностью, вот и получился бы у них мужской разговор, но в открытую дверь он увидел, что по трапу начали спускаться длинные брюки — матросы и старшины ходили в шортах, — понял, что с чем-то пожаловало высокое начальство, и скорехонько поднялся, дабы встретить как положено — «ешь начальство глазами», — одернул на себе рубашку и даже надел пилотку. Начальством этим оказался замполит Сокольников. Он еще из коридора махнул рукой, чтобы Суханов отставил всякие там официальности, и только после этого вошел в пост, пригнувшись в двери, хотя проем был высокий, но тут уж, видимо, сказалась привычка подводника, который из отсека в отсек даже на атомоходах вынужден переходить согнувшись в три погибели.
— Не спится, товарищ капитан третьего ранга? — спросил Суханов, опередив таким образом встречный вопрос, который наверняка свелся бы к избитому: «Что слышно?» «А что слышно? А ни хрена не слышно, вот что слышно». Сокольников понимающе улыбнулся.
— Не спится, Суханов, — сказал он. — Супостаты в Средиземном море активничать начали. Не исключено, что и тут они примут боевую готовность номер один.
— Часа полтора назад за бортом прошло стадо дельфинов.
— Это объяснимо. Командир решил сократить путь, поэтому мы сейчас проходим над банкой. Тут глубина упала до ста метров. Скоро выйдем на приглубокое место.
— Значит, мы правильно подумали.
— Подумали вы, может, и правильно, но учтите — командир может выразить неудовольствие: надо прежде докладывать, а потом думать.
— Понял, товарищ капитан третьего ранга.
Сокольников бегло, больше по привычке, оглядел Суханова, так же почти машинально отметил для себя, что за эти месяцы Суханов почернел и исхудал, шея у него вытянулась и стала похожа на гусиную, и в словах стало больше угловатости, но держаться при этом, кажется, стал более уверенно. В редких общениях с ним — Сокольников на это еще раньше обратил внимание — тот старался как бы подчеркнуть свою независимость, хотя, если уж честно говорить, какая там к богу в рай независимость, когда и на боевую службу его взяли благодаря заступничеству Сокольникова. Наверное, ему давно уже следовало бы зайти в каюту к Сокольникову и сказать, дескать, так-то и так-то, товарищ капитан третьего ранга, если чего такое, словом, сами понимаете, то можно, конечно, и посторониться. Тем более что вот и писем за столько времени не пришло ни одного, хотя все прочие уже прислали, и не по одному, и время с расстояниями стали уже делать свое дело. Но ведь знал же Суханов, что ни за что не осмелится переступить комингс каюты Сокольникова, а значит, и разговора такого не состоится, а жаль — между мужчинами и разговор должен быть мужской.
— Это хорошо, Суханов, что вы поняли, — сказал Сокольников. — Командир сегодня в разговоре обмолвился, что очень надеется на вас. (Командир, правда, сказал: «Что-то не шибко надеюсь я на наших акустиков».) Надежду на флотах всегда полагалось оправдывать.
— С этим никто не спорит, товарищ капитан третьего ранга, — пробурчал Ветошкин. — Только где ее искать, треклятую? Мы ее слушаем, а она ведь тоже нас слушает.