— Не ходи проторенными дорожками. Их все знают. Поэт уже за нас сказал: «Где, когда, какой великий выбирал путь, чтобы протоптанней и легше?» Мы с тобой пройдем через КП, поднимемся в гору, и, верь мне, нам тотчас же посветит зеленый огонек. В городе их не сыщешь днем с факелом, а здесь...
— А тут что?
— О боже, какой ты право! Не подгоняй время. Все равно твои адмиральские звезды еще лежат на складе.
Суханов буркнул:
— Свои бы с плеч не слетели.
Блинов оглянулся на него, пропустил вперед и усмехнулся: в конце концов каждый волен понимать мир так, как тот ему видится. Они пошли малоприметной тропинкой сразу в гору, минуя людные асфальтовые дорожки, поднялись наверх и очутились на небольшой площадке — с бюстом вождя, как и следовало быть площади, со сквером, возле которого стояло пять-шесть свободных машин.
— Секрет фирмы прошу не выдавать, — предупредил Блинов, направляясь к первой машине, сел рядом с шофером и властно распорядился: — Сперва в студию звукозаписи, потом еще кое-куда. Не спешите от нас отделываться. Сегодня мы богаты, как Ротшильды, и щедры, как церковные крысы.
— О’кей, — весело сказал шофер, которому Блинов явно понравился, включил приемник, настроенный на волну «Маяка», и сразу запела Нани Брегвадзе. «Они рванулись навстречу неизвестности», — подумалось Суханову с замиранием сердца. Боже, как он в ту минуту был еще молод и как верил в «таинственные встречи» и «роковые предначертания», и Гриша Блинов казался ему тогда милым и добрым дядюшкой, который все может.
Под студию звукозаписи городские власти отвели старинный особняк, в котором некогда бывали Нахимов с Истоминым. Теперь же особняк был известен более всего тем, что возле него любили назначать свидания. По широченной прохладной лестнице — по ней в прошлом веке хаживали прославленные русские адмиралы — они вальяжно поднялись на второй этаж. За конторкой в копне золотисто-соломенного сияния показалась озорная улыбка.
— Господи, какими ветрами?
— Привет, привет, — сказал Блинов, — ветры, Галочка, все попутные. А у нас срочно. Увы, уходим в море.
Суханов с интересом следил и за Блиновым, в общем-то не слишком понимая, зачем они сюда пожаловали (впрочем, Галочка могла быть одной из тех особ, о которых говорил за столом в кают-компании Блинов), и за Галочкой, поднявшей на Блинова свои миндалевидные — сделанные — глазки. Суханов неожиданно усмехнулся, тотчас поняв, что поступил ужасно нехорошо, и взгляд его, став блуждающим, побежал по стенам, обклеенным яркими красотками из заграничных календарей, и в сторонке — в уголочке — от этого иконостаса словно бы наткнулся на лицо, выпадавшее из общего ряда и показавшееся ему знакомым. Раньше, наверное, Суханов его не видел, но оно было знакомо — в этом-то и состоял весь фокус. «Хороша», — подумал Суханов.
А между тем Галочка спросила:
— Как всегда?
— Что за вопрос...
Блинов тоже взглянул на сидевшую в уголке девушку — именно на нее и обратил внимание Суханов, — подмигнул Суханову, дескать, «лови мгновение, оно прекрасно», но как поймаешь его, если девушка тоже перехватила взгляд Блинова и понимающе усмехнулась. Это была Наташа Павловна, уже собравшаяся уходить, и только появление Блинова с Сухановым задержало ее. Суханов понял, что она сейчас поднимется и уйдет, смешавшись с бесконечной людской толпой, и, боясь, что она уйдет, поборол свое стойкое смущение перед хорошенькими девушками и женщинами, спросил наугад: авось да что-нибудь и получится:
— Вы тоже записываться?
— Нет, — сказала Наташа Павловна небрежно, чтобы прекратить дальнейшие расспросы. — Я здесь прирабатываю на хлеб насущный.
Судя по тому, как она была одета — изящно и просто, — Суханов решил, что если она и подрабатывала, то уж во всяком случае не на хлеб ржаной, и решил идти напролом — будь что будет, вторично они вряд ли когда-либо встретятся.
— А работаете вы в школе и преподаете музыку?
— Да, — медленно сказала Наташа Павловна. — Работаю я в музыкальной школе, а туфли ношу тридцать четвертого размера. Я могу сообщить вам о себе еще кое-какие сведения. Я могла бы и о вас сказать кое-что, но не сделаю этого. Вы лучше послушайте своего друга — он сейчас записывается — и сами решите, что я могла бы сказать о вас.
Суханов растерянно и, видимо, несколько глуповато улыбнулся, и Наташа Павловна прошла мимо него, «словно сон мой легка». Суханов мог поклясться, что и духи ее ему знакомы, словом, начиналась настоящая чертовщина, а в студии за толстым стеклом трагически-значительным голосом вещал Блинов:
— Родная моя, обстановка сейчас такая, что настоящих мужчин требуют к себе океанские просторы. «Жди меня, и я вернусь», как сказал поэт. А я добавлю: только очень жди.