«Если разойдется шов, или выпадет заклепка, или случится еще что-нибудь, — отрешенно подумал Суханов, — тут уж никто не спасет наши души, до свиданья, мама, и вы, Наташа Павловна, до скорой встречи на людских широтах». Он понял, что засыпает, вздрогнул, едва размежив усталые веки, и смущенно огляделся: мичман уже не выговаривал Силакову, все трое — Ветошкин, Рогов и Силаков, ссутулясь, сидели за «пианино», плечи от напряжения у них стали костистыми и угловатыми. Суханов попытался подняться рывком: палуба рванулась из под ног, и он опять плюхнулся на стул, посидел, дав ногам успокоиться — они мелко дрожали, словно от испуга, — взялся за трубу, на всякий случай потряс ее, проверив прочность, осторожно поднялся. По звуку станции, плаксиво-ровному, он понял, что встревожился зря, постоял за спиной у Ветошкина, положил ему руку на плечо. Тот обернулся, и тогда Суханов глазами спросил: «Ну как?» «Да никак», — глазами же ответил Ветошкин.
— Идите, мичман, отдохните.
— Может, лучше вы? Гляжу — сморились.
— Пойду, когда выйдет время, а вы идите... — Хотя Суханов и отпускал Ветошкина отдыхать, ему, в общем-то, не хотелось, чтобы тот уходил — за его спиной было уютно и надежно. — Идите-идите, — тем не менее сказал он. — Вам и осталось всего ничего: час с небольшим.
Ветошкин тем не менее дождался моряка с чайником, в котором тот принес не воду из рефрижератора, а черный кофе.
— Его сейчас во всех кубриках пьют, — сказал он весело. — Старпом велел, потому как обед готовить не будут.
— А холодной воды что же — не было? — спросил Суханов.
— Да я воду выплеснул. Кофе-то полезнее.
«Ну понятно», — с неудовольствием подумал Суханов, но выпил кружку, выпил еще полкружки и сел за «пианино». Ему все еще верилось, что он — а не Ветошкин — услышит теперь тот единственный звук, как звон колокольчика в заснеженном ночном поле, могущий принести и радость, и огорчение, и восторг, и надежду. Они словно бы выходили на охотничью тропу, даже не заметив этого.
Чайник уже был пуст, а пить хотелось сильнее, и чем больше думалось о воде — а думалось в сонной качающейся духотище о чем угодно, — тем сильнее становилась жажда. Суханов искоса глянул на Рогова — тот то и дело облизывал кирпично-красные, воспаленные губы, но помалкивал. Помалкивал и Силаков. Суханов тоже облизнул губы. «Можно, конечно, позвонить дневальному и попросить, чтобы принесли кофе или водицы, — подумал Суханов. — Водицы даже лучше. Ведь не выплеснул же он ее в гальюн. Но можно и кофе. Кофе тоже ничего. А может, не надо ничего? Ведь чем больше пьешь, тем больше пить хочется».
— Товарищ лейтенант, может, позвоним в кубрик, чтоб водицы притаранили, — попросил Рогов. — Все внутри перегорело.
— Ну-к что ж, — помедлив, сказал Суханов. («А может, все-таки не надо, а?») — Сейчас и позвоним. — Он прошел к телефону, набрал номер кубрика акустиков. («А надо ли? Может, не надо, а? Ладно, пусть люди пьют, а я не буду».) — Дневальный, вот что: пусть кто-нибудь принесет в пост воды или что там есть.
За бортом ухали волны и гвоздили так, что металл, казалось, прогибался. Наконец заработала вентиляция, но воздух в трубах нагрелся, и в посту стало еще жарче. Суханов не успевал утирать с лица пот, впрочем, и утирать стало нечем — все платки были уже мокрыми.
Из кубрика опять принесли кофе — Суханов даже не оглянулся, выдерживал характер, хотя Рогов и нацедил ему первому. Суханов только рукой махнул, дескать, погожу, а вы уж, братцы, пейте, благо сегодня по случаю шторма с кофе вышло послабление. Он и на часы не поглядел, страшась убедиться, что до смены оставалось еще долго. Затылок у него воспалился и стал тяжелым, а в висках застучали молоточки.
— Все, — сказал Силаков. — Через десять минут сменяемся.
«Зачем он это сделал? — сердясь на Силакова, подумал Суханов. — Ну что б ему помолчать».
— Сменимся, если там люди не легли, — стараясь не выдать неожиданно возникшей неприязни к Силакову, глухо сказал Суханов. — Мы-то хоть на киле.
Силаков вздохнул и промолчал, хоть и не согласился с доводом Суханова: там моряки не сидели в напряжении, даже могли и поваляться. «Вытянуться бы во весь рост, — подумал Силаков. — А еще лучше — калачиком свернуться». Рогов больно ткнул его локтем в бок.
— Не спи, Силак... Кажется, опять кто-то шевелится.
— Да разве я сплю, — сказал Силаков. — Разве так спят...
Силаков зря беспокоился — третья боевая смена пришла на вахту вовремя, и первая смена, в которую входили Суханов с Роговым и Силаков, тотчас уступила свои места за «пианино», Рогов с Силаковым выбрались в коридор, хватаясь за переборки, а Суханов еще задержался в посту. Делать ему тут стало нечего, но Суханов решил сегодня поступать наперекор себе: если ему хотелось пить, то он старался подольше не тянуть руку к кружке, а если клонило в сон и рот раздирала зевота, то он и в каюту не спешил, находя себе занятие в посту. Впрочем, в каюте после отъезда Блинова ему уже было скучновато: тот мог хоть забрести и развеселить, а теперь и зайти стало некому.