— Твои рассуждения не лишены резона, — согласился Сокольников, — но что прикажешь делать, если кое-кого из членов общества за отсутствие у них этих самых моральных устоев приходится удерживать в вертикальном положении силой закона?
— Вот видишь, как у нас все хорошо получается, — сказал Ковалев. — Каждый должен прежде всего отвечать за себя. Мне, знаешь ли, легче живется, когда я вижу свою вину и не стремлюсь спихнуть ее на другого. Я в деле. Я в ответе. — За разговором Ковалев никогда не забывал о деле (Сокольникову даже казалось, что сознание его было уложено пластами, которые никогда не смешивались между собою), привычно оглядел горизонт, привычно потянулся рукой к микрофону, привычно, даже не взглянув на приборную доску, включил штурманскую рубку. — Голайба, командир. Что барометр? И каковы ваши прогнозы?
— Барометр на «ясно». Ветер два с половиной балла. Волна три с половиной.
— Добро, штурман, добро. — Ковалев отключил связь. — Вот так-то, комиссар, ветер скоро совсем убьется. Значит, после обеда поднимем вертолет, а то наш Зазвонов, чего доброго, совсем обленится. — Он усмехнулся, опять-таки по привычке, и привычно, как всегда это делал, отер ладонью усмешку с губ. — А в России, между прочим, комиссар, снега метут, а в России, комиссар, готовятся к встрече Нового года. А у нас, комиссар, даже нет захудалой синтетической елки.
— Что нам стоит дом построить, — лихо сказал Сокольников. — Зато у меня есть листов сорок отличного ватмана, зеленая, желтая и красная гуашь. Художник нарисует зеленые елки, развесит на их лапах желтые свечи и затеплит их красными огнями. Одну я присобачу тебе на мостик.
— Спасибо, комиссар, уважил.
— А еще мы испечем тысячу пончиков, сварим котел компота и пройдемся с тобой по всем кубрикам и поздравим моряков. А еще я предполагаю прокрутить морякам, а также товарищам офицерам с мичманами «Карнавальную ночь».
— Лучше бы уж ты показал «С легким паром», — попросил Ковалев.
— «С легким паром» прокат не дал. В «легком паре», говорит прокатная тетя, мужики пьют много.
— Нам это ни с какого бока не грозит. Ресторации у нас тут нет, забегаловок тоже.
— Нам это, может, и не грозит, только прокатная тетя этого не уважает. Она хочет, чтобы мы с тобой были примерными.
— Ну это понятно... Кому-то в Вольтеры фельдфебелей давали, а нам — прокатную тетю.
Задание заданием, лодка лодкой, а Новый год приближался, и какие бы в мире ни бушевали военные, политические и иные страсти, какие бы кометы ни подбирались к Земле — в наступающем году была комета Галлея, — встречать его полагалось по всем правилам и с должными почестями, потому что еще старики завещали — как встретил Новый год, так и проживешь его. Майор Грохольский, флагманский медик, он же по совместительству — после убытия Блинова — и корабельный врач, вздыхая, пересчитал всю имеющуюся в наличии вату, разделил ее на три части: одну часть тотчас же спрятал подальше от посторонних глаз — неприкосновенный запас; другую часть оставил для надобностей санчасти; третью же часть, опять поминутно вздыхая и сморкаясь — когда Грохольский волновался, у него всегда появлялся сильный насморк, — пожертвовал на встречу Нового года.
— Конечно, — сказал он при этом Сокольникову, — берите. Я ведь все понимаю и тоже не лишен чувства гражданского юмора, но если мне придется еще кого-то резать... то простите. — И он развел руками, мысленно хваля себя, что догадался загодя разделить вату на три части. Первую треть, ту, что стала неприкосновенным запасом, он сделал побольше. — Учтите.
— Учтем, — сказали ему моряки, прибывшие вместе с Сокольниковым реквизировать вату. — И обязуемся.
— Да-да, обязуйтесь, — попросил Грохольский. — Тогда все-таки был еще Блинов, а теперь я один. Без ассистента это, знаете ли, не всегда получается удачно.
Козлюк тоже долго скаредничал, когда к нему пришли просить мочала для усов и бород. Это мочало во все века делалось из рогожи, а рогожи этой в шкиперской было хоть пруд пруди — последние годы Козлюк наловчился банные мочалки плести из капроновых концов, — но тем не менее он долго скреб затылок, шевелил бровями, глядел по сторонам, думал, потом предложил:
— Давайте пустим мочалу как ветошь, которую я вам будто бы выдал на большую приборку.