— Ничего, товарищ лейтенант, — сказал он, радуясь своей сообразительности, — придет время сами склассифицируем, что надо.
— Когда это время придет? — едва не закричал Суханов. — Когда, мичман?
— Попомните меня — она скоро совсем обнаглеет и зазевается. Тут-то мы ее и употребим.
— Твоими бы устами... — пробормотал Суханов.
— Можно и моими, — согласился Ветошкин. После того как с его соизволения выкупали Козлюка, он неизменно находился в приподнятом настроении. «В новогоднюю ночь боцманюгу прижал, та-ак, — ликовал он, мысленно загибая палец. — Теперь вот лейтенантик мордой о стол хлопнулся. Надо бы старших слушаться, товарищ лейтенант. (Под старшими он разумел себя.) Старшие, Юрий Сергеевич, плохого не присоветуют. Был бы сейчас в посту Ловцов, совсем бы другой коленкор получился».
Козлюк не был бы главным боцманом, если бы поступился своими правилами, и в назначенный час, хорошо побрившись и переодевшись во все чистое, он поднялся на ходовой мостик.
Ковалев уже забыл о своем обещании — мало ли кто чего обещает в новогоднюю ночь! — вопросительно поглядел на Козлюка и довольно дружелюбно спросил, хотя беседовать с Козлюком о покраске, концах, обвесах и прочем шкиперском имуществе ему в этот час не хотелось:
— Дело есть ко мне?
Козлюк переступил с ноги на ногу.
— За грамоткой велели приходить. Вот я и поднялся. — Козлюк глянул на часы. — Как раз вовремя.
— За какой грамотой? — машинально спросил Ковалев.
— За той, что вы на юте обещали, когда купать меня велели. — Козлюку прямо-таки необходимо было произнести эту фразу, потому что одно дело, когда командир велел, и совсем десятое, когда это повеление исходило от липового Деда Мороза-Ветошкина, который, как известно, первый шаромыжка на «Гангуте». — Так что пришел вовремя.
— А... — сказал Ковалев и позвонил Сокольникову: — У тебя грамотки готовы тем, которые на юте не получили? Заканчиваете? Ну хорошо. — Он повернулся к Козлюку: — Ступай к Сокольникову. Он тебе выпишет, чего надо.
Козлюк насупился, посопел носом и угрюмо сказал:
— А говорили, что сами вручите по поручению. На мостике.
— Мостик, боцман, не пьедестал почета, а главный командный пункт.
— Это я понимаю, товарищ командир, — сказал Козлюк. — Только ведь не я пришел на мостик, а вы велели.
— Что ты цепляешься ко всякому слову?
Козлюк хитренько улыбнулся:
— У командира, товарищ командир, всяких слов не бывает. У командира если уж слово, то оно и слово.
— Ух ты, — только и сказал Ковалев, оглядел Козлюка с головы до пят: «Ну и фрукт» — и снова позвонил Сокольникову: — Пусть рассыльный принесет грамотку главного боцмана. Я ему на мостике вручу.
— Так вы обещали не мне одному, — ехидненько сказал Козлюк. — Там, в коридоре, собрались все, которым на юте не хватило.
Ковалев нахмурился:
— Много ли их там собралось?
— Эх! — сказал Козлюк ликующим голосом. — А все пришли, которые купались. Должно быть, и те пришли, которым купели не досталось. Свет-то на юте был зеленый, так кто их там всех рассмотрел.
«Тьфу ты! — чертыхнулся Ковалев. — Сам же навязал на свою голову!»
— Спуститесь к Сокольникову, скажите, пусть со всеми грамотками поднимается ко мне. Раз обещал, то что ж... Пусть потом где-нибудь в Кинешме или в Талдоме вспоминают, что им Нептунову грамотку вручили прямо на ходовом мостике.
Кое-кто в тот день ухитрился получить две Нептуновы грамотки, потому как у живой очереди, с тех самых пор как она стала живая, возник и свой неписаный закон: кто смел, тот и съел. Обойденных Нептуном на корабле не осталось — грамотку принесли даже Суханову в пост, хотя в новогоднюю ночь он стоял вахту и на юте во время омовения не присутствовал.
После вечернего полета Зазвонов сам спустился в акустический пост, протиснулся бочком к столу, сел напротив Суханова.
— Опять кто-то смотрел в затылок, — сказал он таинственным шепотом.
Суханов только виновато улыбнулся.
— Пошли на мостик, — вздохнув, сказал Зазвонов. — Пора докладывать.
— Между мной и командиром много начальников набирается. — Суханов начал перечислять: — Комдив, командир БЧ, старпом. У каждого требуется разрешение испросить.
— Фу ты черт! — с досадой сказал Зазвонов, но тут же нашелся: — Привидение — фигура неуставная, а раз неуставная, то как же с ней обращаться по уставу?
— Не знаю, — честно признался Суханов.
— Ладно, — сказал Зазвонов. — Это дело перекурим.
Суханов испуганно заметил ему:
— Курить в посту запрещается категорически.