Иван Сергеевич остался покурить на круче, а Наташа Павловна спустилась к Аниному камню, цепляясь за редкие кусты и сухую полынь.
Наташа Павловна достала из кармана мелочишку и швырнула ее в воду, которая отозвалась звонкими щелчками, как будто по ней процокал редкий дождь. «Может, я еще приеду сюда, — подумала Наташа Павловна. — Вода отстоится, осядет муть, и я вернусь. И посижу на Анином камне. И все припомню. И поплачу... А теперь прощайте все: и ты, камень, и ты, бухта, и ты, море. И ты, Ксанф, сын Лагорина... Прощайте!»
Уже начало светать. Наташа Павловна достала из шкафа парусиновый чехол и осторожно, чтобы не шуметь, накрыла рояль, поставив сверху фотографию Игоря.
Через сутки поезд промчал Наташу Павловну с Катеришкой бывшей ковыльной степью, завьюженной снегами — зима в тот год была не только морозная, но еще и снежная, — в другие края, в другую жизнь.
Глава четвертая
С утра над океаном повисла сизая хмарь, потом закрапал дождь, и Ковалев вылет вертолета отменил. После обеда Зазвонов отозвал Суханова в сторону.
— Ну как? — спросил он, лукаво подмигивая. — Привидение-то... дышит в затылок.
Суханов покачал головой:
— Как поговорили с командиром, так ощущение это исчезло.
Зазвонов поскучнел:
— Может, нам просто показалось?
Суханов пожал плечами: получалось черт знает что. Наплели командиру тысячу коробов: привидения, ощущения, лариски, — и вдруг ничего не стало.
— Не должно бы, — сказал он неуверенно. — Все-таки вы в одной среде, я в другой, да и расстояние между нами было солидное.
— Вот и я говорю... Ну, дьявольщина... — Зазвонов хорошо так выругался. — Ладно, слухач, держи хвост пистолетом. Мы еще чего-нибудь придумаем, — сказал он, хотя ничего в эту минуту придумать не мог. — Не должно того быть, чтобы эта чертовщина сразу пожаловала ко мне в машину и к тебе в пост. Ерунда на постном масле.
— Меня уже привидением зовут, — признался Суханов.
— Плюй на все, береги здоровье... — Зазвонов рассмеялся. — Мне ведь тоже пытаются присобачить это прозвище. А ты не обращай внимания. Станешь огрызаться — прилепят, промолчишь — само отпадет.
Опять после обеда начал соблюдаться адмиральский час, когда все свободные от вахт и дежурств валились на боковую, и «Гангут», казалось, легонько вздрагивал от могучего храпа. Суханова тоже клонило в сон — вахту стоял Ветошкин, — но сегодня он решил пренебречь адмиральским часом и устроил маленькую постирушку. Приборщик умудрился набрать воду не только в бачок для умывания, но и приволок две полиэтиленовые канистры. Суханов не стал вдаваться в тонкости, каким образом приборщик достал воду — достал и достал, и, как говорится, слава богу. Воды набралось много, и Суханов решил заодно и голову помыть. Волосы от соли стали сальными, как будто их смазали соляркой.
Оказии давно не было, моряки в грустную минуту перечитывали старые письма, словно бы они только что поступили на корабль. Правда, на следующей неделе ожидался танкер-заправщик, но до следующей недели еще предстояло дожить.
Суханов замочил бельишко в обрезе — обрезами на кораблях с прежних времен называли тазы, — саданул в него побольше стирального порошка, чтобы грязь отстала сама по себе, и, ожидая, когда это произойдет, сел к столу, порылся в ящике: сперва достал письма от матери и сестер, потом нашел кустик полыни. Он еще пах, но запах становился словно бы линялым, теряя день ото дня свою остроту. «У всего должен быть свой конец, — немного театрально подумал Суханов, как будто собрался писать речь, и неловко засмеялся, сам же устыдившись своей театральности. — Скоро домой... И сходим на раскоп. И что-нибудь скажем. И нам тоже чего-нибудь скажут. Мы-то знаем, что скажем. А вот что нам скажут — это большой-большой вопрос!»
В динамике скрипнуло, и вахтенный офицер объявил:
— Вертолет к полету изготовить.
— Привидения привидениями, — назидательно сказал себе Суханов, — а полеты продолжаются.
Он скорехонько пожамкал бельишко, прополоскал его в чистой воде, развесил по всей каюте в надежде, что Бруснецов не соизволит заглянуть к нему и не сделает великий втык, и поспешил на вертолетную площадку: все-таки интересно было узнать, почему это командир, сперва отменив на сегодня полеты, теперь вдруг решил их продолжить. К командиру с такими вопросами не сунешься: в самом лучшем случае промолчит, в худшем — одернет, дескать, а вам-то, лейтенант, что — больше всех надо? Это если официально, а если конфиденциально, то усмехнется своей дивной кривой усмешкой и обязательно процедит в сторону: «Не совали бы вы нос в каждую дырку». Такой вот портрет командира нарисовал себе Суханов. С Зазвоновым, хотя тот и числился в корабельных штатах командиром боевой части, отношения складывались совсем товарищеские.