— Вот что значит одиночное плавание — загорелый, бодрый, подтянутый, — сказал флагман, усаживая Ковалева рядом с собой у торца стола. — С донесением твоим мы знакомы. Кажется, оно возымело свое действие в Женеве. Велено тебя благодарить, что я охотно и выполняю. Но конфиденциально — здесь все свои — должен сказать, что одно время командующий был недоволен твоей медлительностью. Не мог бы ты по-товарищески объяснить нам свои действия?
Ковалев понял, в чем была зарыта собака, и у него отлегло от сердца.
— За бортом сейчас, — он кивнул в сторону левого борта, — два супостата. Но они шумят так, как будто их десять. А меня все время сопровождали пять вымпелов, и среди них был авианосец. А милая бабушка еще надвое сказала: то ли лодка была здесь, то ли ее здесь не было. Словом, что было медлительностью там, то здесь являлось выдержкой.
«Вот все это, голубчик, ты и расскажешь командующему, — подумал флагман. — Может, он тебе и поверит», — а сам тем временем сказал:
— Пока мне этого достаточно. Подробности доложишь после ужина за чашкой кофе. Не удивляйся — мы привыкли жить одной семьей. А пока прими целеуказание: завтра на десять назначаю смотр «Гангута», а в пятнадцать я дам тебе «добро» выбирать якоря и помашу ручкой. Тебе приказано возвращаться в базу.
— Есть возвращаться в базу, — холодно сказал Ковалев.
До этого ему казалось, что его опыт сейчас более всего нужен здесь, а не в базе, но он привык не подвергать сомнению разумность приказов, поэтому как только произнес магическое «есть», то сразу вспомнил, что экипаж уже несколько месяцев не видел берега, главные механизмы нуждаются в более тщательной ревизии, словом, сразу открылось столько дел, что оставаться «Гангуту» и далее в океане было уже никак нельзя.
— Есть, — повторил он с некоторой расстановкой, но уже с большим удовольствием для себя.
— Ну что ж, командир, — сказал флагман, обращаясь к командиру «Полтавы», — с делами мы покончили, теперь не грех и перекусить...
— Прошу к столу, — пригласил командир «Полтавы».
На корабле могло находиться десяток флагманов всех рангов и званий, но хозяином стола неизменно оставался бы командир. Так предписывала незыблемая корабельная этика.
Назавтра на «Гангуте» в десять часов сыграли большой сбор, и к парадному трапу — корабли на рассвете расшвартовались и стали на якоря — подвалил флагманский катер с «Полтавы». Флагман легко взбежал на трап, принял рапорт от Ковалева и медленно пошел сперва вдоль правого борта, потом вдоль левого. Моряки были ухоженные — это ему сразу бросилось в глаза, — загорелые, смотрели бодро и немного, как ему показалось, нахально. «Загорелые — это понятно, — подумал флагман. — Бодры — тоже понятно, домой возвращаются. А вот ухожены... В эту ноченьку небось старпом водицы не пожалел. Ну понятно... Чего ж ему чужую водицу жалеть. Оттого и нахальны». Танкер, приданный раньше «Гангуту», теперь принадлежал ОБК, и «Гангут» вроде бы принимал не свое положенное, а одалживался у «Полтавы» с «Азовом».
— Вид у моряков хороший, — сказал флагман. — Я доволен.
«А почему бы и не быть довольным? — подумал Ковалев. — Контакт с лодкой обеспечили, точку для якорной стоянки присмотрели хорошую. Все чин чином».
— Признавайся, старпом, — сказал флагман Бруснецову, когда строй распустили, — много ночью водицы перерасходовал?
— В плепорции, товарищ контр-адмирал, — весело сказал Бруснецов.
— Знаем мы эту старпомовскую плепорцию, — сварливо пробурчал флагман. — Если она своя плепорция, то она и плепорция, а как из чужой цистерны, то она совсем другая.
— Последние десять дней, товарищ флагман, мы жили на мизере.
— А это еще неизвестно, у кого какой мизер.
Бруснецов снова было раскрыл рот, но Ковалев успел наступить ему на ногу, как бы говоря, что не спорь-де с начальством...
— Так точно, товарищ контр-адмирал, — сказал Бруснецов.
— Давно бы так, старпом. Будешь покладистым, далеко пойдешь. — Флагман повернулся к Ковалеву: — Обедать не останусь. Пойду на «Полтаву». В пятнадцать запрашивай «добро» и ложись на курс.
В пятнадцать часов опять сыграли большой сбор. Получив «добро» флагмана, «Гангут» снялся с якоря, обогнул рейд, и, когда стал приближаться к «Полтаве», Ковалев скомандовал «Смирно!», и горнист сыграл захождение, офицеры с мичманами взяли под козырек. Проводить «Гангут» на мостик «Полтавы» поднялся флагман, чины его штаба, командир «Полтавы», экипажи «Полтавы» и «Азова» тоже были построены по большому сбору.
— Домой идем, а... грустновато, — сказал Сокольников.
— Не говори, — отозвался Ковалев и позвонил на ют. — Боцман, как корма?