— Во! — неожиданно сказал Ветошкин. — Должно быть, дельфины прошли.
Суханов даже вздрогнул — так ему захотелось послушать дельфинов, хотя и подумал: «Знаем мы этих дельфинов» — и с напускной сердитостью сказал:
— Лодку не провороньте.
Ветошкин по опыту знал, что лодку следует ожидать минут через двадцать пять — тридцать, не раньше, поэтому и слова Суханова, как никчемные, пропустил мимо ушей. Он вообще умел уходить от ответов, если считал это за благо, чтобы потом в удобный момент подать свой голос и подсказать, что к чему да что за чем. Он не стал бы мичманом, если бы не был Ветошкиным, и наоборот, не был бы Ветошкиным, если бы не стал мичманом. Мужик, конечно, он был колоритный: широкий в кости и плотный, одолеваемый небольшим — в самый раз! — брюшком, носил рыжеватые прокуренные усы, которые казались на его широкоскулом лице такими естественными, словно бы он с ними и родился, а небольшие глаза, хитрущие и плутоватые, умел при нужде прятать, впрочем, мужик он был умный и многомерный. В противоположность ему Суханов и костью не вышел, и брюшком еще не обзавелся, но был подвижен, как ртуть, и хитрить не научился, словом, чувств своих скрывать не умел; впрочем, если уж быть честным до конца, следует признать, что гонор он уже успел нажить, даже не то чтобы нажил, а словно бы получил его из рук начальства вместе с кортиком и погонами. Гонор, разумеется, в приказе помечен не был, и адмирал, вручая кортик и погоны, даже представления о нем не имел, но ведь на любое дело можно посмотреть с разных точек: адмирал, который уже отяжелел от своей власти, видел все в одном свете; Суханов же, мечтавший только об этой власти, видел, правда, мало, зато многое ему рисовалось воображением, отсутствием которого довольно-таки впечатлительный Суханов не страдал.
«Гангут» шел ровно, содрогаясь лишь от собственной мощи, которая рвалась из всех его четырех машин, вздрагивали переборки, в коридорах гремела вентиляция, словом, обстановка была корабельно-домашняя, ничем не напоминавшая боевую.
— Опять запищали, — сказал радостным голосом Ветошкин, невольно шевеля усами, словно бы улыбаясь ими. — Тут, должно быть, целая семейка: папа с мамой и детки. И даже бабушка.
Суханов снова непроизвольно вздрогнул и потянул к себе наушник.
— Дайте-ка я послушаю.
Ветошкин даже вжал голову в плечи, усы у него перестали шевелиться и тревожно замерли. Он испуган но взглянул на Суханова, едва повернув голову.
— Не время, товарищ лейтенант.
— Давайте, давайте, не первый год замужем.
Устраиваясь поудобнее, как будто собирался сидеть здесь вечно, Суханов даже крутанулся туда-сюда на вертящемся стуле, прижал поплотнее наушники, и ему вдруг показалось, что он услышал голоса дельфинов, заулыбался, дескать, возьмите-ка нас за рупь двадцать, мы и сами с усами, взялся за настройку. Лучик на экране словно бы споткнулся и опять побежал споро и ровно. Ветошкин даже крякнул от досады, буркнув:
— Нашли тоже время...
Суханов не слышал его, все еще улыбаясь, погнался за дельфинами, которые явно уходили из сектора слышимости, а может, их и не было совсем, может, Ветошкин придумал их, а Суханов поверил в это?
— Суханов, — послышался голос командира. — Мы на боевом курсе. Где цель?
Суханов словно бы не понял, чего от него требовал командир, его в эту минуту очаровали дельфины, которые все ускользали и ускользали от него — а может, их и на самом деле не было? — а он все гнался и гнался за ними — и вдруг как будто очнулся, поняв, что произошло нечто страшное, засуетился, передал наушники Ветошкину, сползая со стула.
— Я спрашиваю, Суханов, где цель? — Ковалев сделал паузу, видимо, перешел к экрану, дублирующему станцию на мостике. — Собственно, чем вы там занимаетесь?
Суханов не знал, чем он занимается, он даже не очень отчетливо представлял, чем должен заниматься в создавшейся обстановке, начал лихорадочно просчитывать в уме всевозможные варианты, чтобы отыскать среди них тот единственный, счастливый, ухватиться за него, как за соломинку, и тогда тихо сказал Ветошкин:
— Есть цель... Дистанция четыре кабельтова, пеленг...
Суханов сжал потной ладонью микрофон «каштана», поднес его к губам и прокричал, еще не понимая, спасение ли это его или позор:
— Есть цель! Дистанция...
— Что вы говорите?! — довольно-таки простовато и совсем не командирским голосом спросил Ковалев.
— Так точно, товарищ командир, — обретая уверенность, повторил Суханов, — дистанция три кабельтова.