Но Олдбери по-прежнему не сводил глаз с Луны. Теперь она была уже совсем близко, и ее поверхность находилась в постоянном движении. Корабль мчался вперед, собираясь, как и было запланировано, облететь вокруг Луны. И вдруг Олдбери пронзительно взвизгнул:
— Смотри! Посмотри-на-это! — Палец, которым он показывал на поразившую его картину, был напряжен от ужаса.
Дейвис поднял голову и только и смог сказать:
— О Господи! О Господи! — Он повторял это снова и снова, пока экран видеоскопа не потемнел, а на приборе, контролирующем его работу, не вспыхнула красная лампочка.
Ларс Нильссон не мог стать еще бледнее, чем был, но руки у него дрожали, когда он попытался сжать их в кулаки.
— Снова! Проклятье какое-то! В течение десяти лет автоматы не срабатывают — на кораблях без экипажа. А сейчас? Кто в этом виноват?
Не было никакого смысла искать виноватых. Нильссон вскоре со стоном и сам признал: никто не виноват в том, что произошло. Просто в критический момент — в очередной раз — эксперимент провалился.
— Нужно каким-то образом помочь им выбраться, — сказал он, зная, что это весьма проблематично.
Однако они принялись делать все возможное.
— Ты тоже видел, верно? — спросил Дейвис.
— Я боюсь, — хныкал Олдбери.
— Ты видел. Ты видел обратную сторону Луны, когда мы промчались мимо, ты видел, что там ничего нет! Господи, только палки — большие перекладины, на которых натянуто шесть миллионов квадратных миль полотна. Клянусь, это самое настоящее полотно!
Дейвис дико рассмеялся, а в следующее мгновение задохнулся от собственного хохота.
И тогда он сказал хриплым голосом:
— Целый миллион лет человечество смотрело на самый большой фальшивый фасад, когда-либо существовавший на свете. Влюбленные встречались под натянутым над Землей куском полотна и называли его Луной. Звезды нарисованы; иначе просто не может быть. Если бы нам удалось подобраться немного ближе, мы бы соскребли парочку и привезли домой в качестве сувениров. О, это ужасно смешно. — Он снова расхохотался.
Олдбери страшно хотелось спросить, почему этот взрослый дяденька так весело смеется. Но ему удавалось произнести только: «Зачем, зачем…» Смех Дейвиса был таким отчаянным, что все слова застревали у Олдбери в глотке — так страшно ему становилось.
— Зачем? — повторил его вопрос Дейвис. — А мне-то, черт подери, почем знать? Зачем телевизионные студии выстраивают целые улицы фальшивых домов для своих программ? Может быть, все это шоу, а мы с тобой совершенно случайно забрели туда, где стоят декорации, которые кто-то перепутал и не вынес на сцену, где и мы с тобой должны были находиться. Человечество не должно ничего знать про эти декорации. Именно поэтому передатчики выходят из строя через две тысячи миль. А мы с тобой все видели собственными глазами.
Он хитро посмотрел на сидящего рядом здоровяка Олдбери.
— А знаешь, почему не имеет никакого значения, что мы все видели?
Олдбери взглянул на него, по его лицу текли слезы.
— Нет. Почему?
— Потому что не имеет никакого значения, знаем мы правду или нет. Если мы вернемся на Землю и скажем, что Луна — всего лишь большой кусок полотна, натянутый на деревяшки, нас просто убьют. Или навсегда запрут в психушку, если решат проявить добросердечие. Именно по этой причине мы никому ничего не скажем. — В его голосе прозвучала угроза. — Ты понял? Ни единого слова!
— Я хочу к маме, — жалобно захныкал Олдбери.
— Ты понял? Мы будем молчать. Только в этом случае с нами будут обращаться как с нормальными людьми. Пусть кто-нибудь другой полетит туда, узнает правду и отдаст за нее жизнь. Поклянись, что будешь молчать! Скажи: «Честное слово, провалиться мне на этом месте!»
Тяжело дыша, Дейвис угрожающе поднял руку.
Олдбери, насколько позволяли ремни, сжался в своем кресле.
— Не бей меня. Не бей!
Однако Дейвиса охватила слепая ярость, и он взревел:
— Есть только один способ. — И ударил испуганного Олдбери, а потом еще раз и еще…
Годфри Мэйер, который сидел у постели Олдбери, спросил:
— Тебе все ясно?
Олдбери находился на излечении вот уже целый месяц. Ларе Нильссон устроился в другом конце комнаты, наблюдая за происходящим и прислушиваясь к разговорам. Он помнил, каким был Олдбери перед тем, как взойти на борт корабля. Его лицо по-прежнему оставалось круглым, но щеки стали впалыми И куда-то подевалась его сила.
— Это был вовсе не корабль. Мы не летали в космос, — голос Олдбери был ровным, но очень тихим.
— Послушай, мы не просто говорим тебе это. Мы же показали тебе корабль и приборы, которые управляли изображениями Земли и Луны. Ты же все видел.