Выбрать главу

Мюррею хотелось что-нибудь ответить, но он не знал, есть ли у него губы, язык, голосовые связки. Все же он попытался издать звук. И это у него получилось.

Он услышал собственный, хорошо знакомый голос, слова звучали достаточно четко:

- Скажите, пожалуйста, я на небесах?

Голос ответил:

- Небеса - это место. Здесь это слово не имеет смысла.

Мюррей Темплтон несколько растерялся, однако следующий вопрос напрашивался сам собой:

- Простите, если я выгляжу нетактичным. Но вы - Бог?

В Голосе прозвучала легкая усмешка:

- Мне всегда задают этот вопрос, даже странно как-то. Едва ли я сумею дать вам понятный ответ. Я существую - вот все, что можно ответить, а вы уж, пожалуйста, подберите сами удобный для вас термин.

- А что же такое я? - спросил Темплтон. - Душа? Или тоже символ существования?

Он старался быть вежливым, но скрыть сарказм, пожалуй, не удалось. Вероятно, следовало добавить: "ваше величество" или "ваша святость", что-нибудь в этом роде, но он не мог себя заставить - очень уж это выглядело бы смешно. Хотя кто его знает? Чего доброго, еще накажут за непочтительность.

Но Голос не обиделся.

- Вас несложно объяснить - даже в понятных для вас терминах, сказал он. - Конечно, если вам приятно, можете называть себя душой. На самом деле, однако, вы не более чем определенная конфигурация электромагнитных волн, организованных таким образом, что все связи и взаимоотношения в этой системе в точности имитируют структуру вашего мозга в период земного существования. Поэтому вы сохраняете способность мыслить, сохраняетесь как личность. Вот и все.

Мюррей Темплтон не верил своим ушам.

- Вы хотите сказать, что сущность моего мозга некоторым образом... перманентна?

- Отнюдь. Ничего вечного в вас нет, за исключением плана, задуманного мной. Упомянутую конфигурацию придумал я. Я создал ее, когда ваша физическая сущность была иной, и реализовал в тот момент, когда предыдущая система отказала.

Голос явно был собой доволен. Помолчав, он продолжал:

- Ваша конструкция сложна. Она удовлетворяет самым высоким стандартам. Разумеется, я мог бы воспроизвести аналогичным образом любое живое существо на Земле, когда оно умирает, но я этого не делаю. Я не люблю хвататься за что попало.

- Значит, вы выбираете немногих?

- Очень немногих.

- А куда деваются остальные?

- Остальные? Никуда. Аннигиляция, дорогой господин Темплтон, самая обыкновенная аннигиляция. А вы уж вообразили себе ад?

Если бы Мюррей мог, он бы покраснел. Он сказал поспешно:

- Нет-нет. Ничего такого я не воображал. Но я не совсем понимаю, чем я привлек ваше внимание и заслужил эту честь - быть избранным.

- Заслужил? Ах вот что вы имеете в виду. Признаться, трудно порой сужать мышление до пределов, соответствующих вашим... Как вам сказать? Я выбрал вас за умение мыслить. По тем же критериям, по каким выбираю других из числа разумных существ в Галактике.

Мюррей Темплтон почувствовал профессиональное любопытство. Он спросил:

- Вы это делаете лично или существуют другие подобные вам?

Наступило молчание; должно быть, он опять сказал что-то не то. Но Голос вновь заговорил и был невозмутим, как и прежде:

- Есть другие или нет - вас не касается. Эта вселенная принадлежит мне, и только мне. Она создана по моему желанию, по моему проекту и предназначена исключительно для достижения моих собственных целей.

- Значит, вы один?

- Вы хотите поймать меня на слове, - заметил Голос. - Представьте себя амебой, для которой понятие индивидуальности сопряжено с одной, и только одной, клеткой. И спросите кита, чье тело состоит из тридцати квадрильонов клеток, кто он: единое существо или колония существ. Как киту ответить, чтобы его поняла амеба?

- Я об этом подумаю, - сказал Мюррей Темплтон.

- Прекрасно. В этом и состоит ваша функция. Будете думать.

- Думать, но зачем? И к тому же... - Мюррей запнулся, подыскивая слово, - вы, по-видимому, и так все знаете.

- Даже если я осведомлен обо всем, - заметил Голос, - я не могу быть уверен, что я все знаю.

- Это звучит как постулат из земной философии, - сказал Мюррей. Постулат, который кажется значительным по той причине, что в нем нет никакого смысла.

- С вами не соскучишься, - сказал Голос. - Вам хочется ответить на парадокс парадоксом, хотя мои слова отнюдь не парадокс. Подумайте: я существую вечно, но что это, собственно, значит? Это значит, что я не помню, когда я начал существовать. Если бы я мог вспомнить об этом, отсюда следовало бы, что мое существование имело начальную точку.