— Оставьте себе, — предложил я. Было бы здорово знать, что у нее есть что-то из моих вещей.
Поезд доехал до конца линии, отправился назад. Она ни слова не произносила. Только всхлипывала изредка и промокала лицо платком. А заговорила, когда снова оказались на «Юнион-сквер»:
— Я даже твоего имени не знаю.
— Себастьян.
— А покороче? Как тебя другие зовут?
«Кто — другие?» — подумал я.
— Вообще-то уменьшительного имени у меня нет.
Помолчав, она кивнула:
— А должно быть.
— Ладно. И где его взять?
— Я придумаю. Только время надо. Скажу в следующий раз, когда увидимся. — Двери открылись. — Послезавтра, да? Внизу, у лестницы. — Она указала в конец платформы. — Чтобы уж точно не разминуться в поездах.
«А почему не завтра?» — чуть не выпалил я. Но разве я мог такое спросить?
— Мне пора. — Она поднялась и вышла. На этот раз не оглядываясь. Шагала к лестнице, отвернув лицо, будто не хотела, чтобы я видел, как она плачет.
Я на миг замер, а потом кинулся вслед. Выскочил из вагона, побежал по платформе.
— Подождите! Вы не сказали, как вас зовут.
— Мария, — ответила она, но так и не повернулась.
Я стоял и смотрел, как она поднимается по лестнице. Потом стоял и смотрел в одну точку, туда, где видел ее в последний момент. Долго смотрел. Вы не поверите, как долго.
А потом сам поднялся по лестнице и поплелся домой. Медленно проходя квартал за кварталом. Ни о чем не думая. Просто передвигая ноги, вдыхая прохладный воздух и мысленно повторяя ее имя. Мария.
3 МАРИЯ. Палатка на реке
Я видела сон, за который мне стыдно.
По-вашему, это правильно? Стыдиться того, что видел во сне, — правильно?
Одна моя частичка считает, что стыдиться нечего. Сны-то, в конце концов, не заказываешь. Нельзя нарочно увидеть этот сон, а не другой.
А с другой стороны, во сне я могу увидеть только то, что изначально было в моих мыслях. Так сказал бы Карл, я знаю. Если бы я по глупости рассказала ему свой сон. Только я этого ни за что не сделаю. Никогда в жизни.
Мне снилось, что я живу с Себастьяном. Тем парнем из подземки. Дети с нами, и Себастьян им вроде как отец. И все мы вместе — семья.
А когда я проснулась, мне стало стыдно. Потому что у меня уже есть семья. Дети и Карл — моя семья.
Если подумать, такой сон даже хуже, чем если бы мне приснилось, что я занимаюсь с Себастьяном сексом. Ведь секс — это всего лишь секс. Одна из сторон совместной жизни. А семья — это все. Так что прошлой ночью, во сне, я по-настоящему предала Карла.
Мало того. Это не только предательство, но еще и большая глупость. В смысле — ну как парнишка из подземки может быть отцом? Ему лет девятнадцать, то есть он всего-то на двенадцать лет старше Си Джея. А в двенадцать лет отцами не становятся.
Чья бы корова мычала, скажете? Верно — я ведь сама всего на пятнадцать лет старше Си Джея. Однако разница получается громадная, поскольку можно заиметь ребенка в пятнадцать лет, но не в двенадцать. Наверное. Я, во всяком случае, о двенадцатилетних родителях никогда не слышала.
А кроме того, я и Си Джея предала, потому что Карл — его отец; Си Джей его обожает и боготворит, и Карл сына тоже. Нельзя же эдак исподтишка подменить ребенку папу и надеяться, что дело выгорит. Отец может быть только один, нравится он тебе или нет. И у Си Джея отец уже есть.
Поверить не могу, что сегодня ночью придется сидеть дома.
Когда, хотелось бы знать, поездки в подземке с этим парнем стали для меня самым важным в жизни? Не должно так быть, неправильно это. Интересно, а у других людей так бывает? Или я одна такая?
Сегодня, перед самым уходом Карла на работу, я сказала ему:
— Пойду в гости к сестре. — И добавила — сразу же, как всегда делаю: — Если только ты не хочешь, чтобы я подождала, пока ты вернешься с работы. Может, вместе пойдем?
Он фыркнул:
— Ага. Разбежался.
Чего и следовало ожидать. Объясню — почему. Видите ли, Карл ни за что не пойдет к моей сестре. Он ее терпеть не может. Называет Вампиршей за ее пристрастие к нумерологии, гаданию на картах Таро и хрустальном шаре. При чем тут вампиры, спросите? Понятия не имею. А Карла спрашивать без толку. В его голове вампиры и гадалки сложились в одну картинку, а объяснять причину ему недосуг.
Вдобавок он терпеть не может котов. Буквально ненавидит их, всей душой ненавидит. Считает их злобными тварями, которые точат на него зубы, все до единого. Даже когда котенок трется о его ногу и мурлычет, Карл уверен, что это первый шаг в кошачьем заговоре, направленном против него лично. Короче, дело в том, что у Стеллы есть коты. Девять.