И снова отчетливый треск. Верно, косуха не больно крупная. Копошится в ложе, на ночлег укладывается. Теперь уже до нее футов сто с лишним…
Килун на время забыт. Все внимание на косуху. Рот наполняется слюной. Ближе, ближе…
Сигурд перепрыгивает на небольшой камень, снова застывает на минуту, опять прыгает, — и так, пока не подкрадывается к затаившейся в кустах косухе настолько близко, что ухо начинает слышать ее дыхание. И тут оно становится тише, — косуха тоже что-то чует.
Скачок!
Стволы деревьев бросаются навстречу.
В темных зарослях — движение. Косуха неуклюже поднимается на ноги, кидается прочь.
Вон пятачок пространства перед валуном, — там он накроет жертву. Прыжок… Еще…
И в этот миг громкий треск веток где-то справа — (Килун!!!) — заставляет резко свернуть с намеченного пути. (Килун! — он несется, ломая сухие кустарники! Огромный вепрь!)
Косухе невдомек, как ей повезло: она по-прежнему мечется по темному лесу, натыкаясь на стволы буков и колючие заросли, ранит себе грудь и ноги, но на самом деле она уже вне опасности — охотник захвачен новой погоней.
Килун чуть дальше, чем в первый миг показалось Сигурду: рвется вглубь леса, снося кусты и сухолом на пути.
Сигурд теряет секунды, чтобы одолеть осыпь и выйти на одну линию со зверем — и вот уже промежуток больше.
Он мчится быстрей, на бегу выхватывает из-за пояса нож. Прыжки все шире, но и килун со всех ног драпает: верно, ему уже случалось попадаться бигемам, а может, просто издали ловил их опасный плотоядный запах.
Килун-то места знает, вовремя успевает свернуть. Сигурд проскакивает поворот, налетает на шершавую глыбу. Опять несколько секунд теряется…
Сигурд продирается меж завалов камней и веток. Выемка… пригорок… поваленный ствол. И вот земля становится ровнее, деревья — выше, а просветы между ними — больше.
Сигурд усиливает скачок. Наконец-то! — цель видна: впереди мелькает зад вепря.
Быстрее… Нет, опасно: это лес, не равнина. Но вот лес редеет, просматривается на добрых полторы сотни шагов, теперь можно поднажать.
Расстояние между охотником и жертвой стремительно сокращается. И вдруг в голове три коротких всплеска, один за другим: это первый, предупредительный толчок. Через три сотни футов он повторится, а еще через три в голове разразится бойня.
Сигурд крепче перехватывает рукоять ножа. Удар должен быть точным. Единственным! На такой скорости бить надо только наверняка. Нож — в цель, а сам — прочь от летящей кубарем туши.
Еще сто пятьдесят футов, — килун уже близко, — тяжко стучат по земле копыта, дыхание надрывисто.
Кроны дубов и буков густо смыкаются над головой, — темно в лесу.
Чтобы не врезаться в невидимую преграду, Сигурд на секунду сбавляет скорость, но тут же становится ясно: он упустил момент для прыжка.
Снова просвет, — состояние скачка на пределе.
Всплески!
Впереди — Черта. Впереди — черный тоннель. Впереди — запретная зона.
Снова темно, нельзя прыгнуть, промах может стоить жизни.
Гравий летит из-под килуньих копыт, бьет по крышке.
Просвет, — килун огромен, — он устал, — пора! — в атаку!.. Прыжок! — мгновение подошвы ощущают твердую волну спины, — рука хватает толстую шерсть на загривке, — ярость! — удар! — длинное лезвие входит в бок чуть позади передней ноги, — волна проваливается в пустоту, чтобы тут же встать на дыбы, — рука скользит по шерсти, — Сигурд отталкивается и взлетает, хватается за ветвь, — его перебрасывает, переворачивает, он летит навстречу тьме, а под ним с ревом проносится смертельно-раненый вепрь.
Толчок, неудачное приземление, но он все еще в скачке, он успевает кувыркнуться — прямо через купол крышки: опасный трюк, на секунду мозг становится доступен наблюдателям сверху, ежели они там есть.
Сигурд раздирает рукав, царапает кожу и налетает на поваленный ствол. Сбоку обрывается визг килуна.
В следующий миг по всему лесу разносится тяжелый вздох — это дождь ударяет по лиственной крыше.
Сигурд вскакивает на ноги. Темно… Килун может быть жив… Подранок еще опасней. Добро бы светильник включить, уши проверить: коли жив, то прижаты. Нет, нельзя: вспышку могут засечь через дыру в облаках.
Жив еще… тяжело, прерывисто дышит.
Сигурд перепрыгивает через килуна, находит рукоятку: цела, не погнута. Он подтягивает нож, — еще два коротких тычка и резкий рывок. Тело килуна сотрясает судорога. Сигурд отскакивает на несколько шагов, его охватывает теплая радость: он завалил килуна!
Удача!
2
Дождь шуршал в кронах, но еще ни одна капля не упала на землю.
Сигурд стоял, широко расставив ноги. Он вглядывался в очертания неподвижной туши. Отсюда до подъема на верхнее плато около девяти миль. В одиночку перетащить крупного килуна будет нелегко, особенно, если учесть, что сегодня много раз был в скачке.
Потерев ладони, чтобы освободиться от остатков цепняка, он подошел к килуну и с силой пнул в бок. Постоял немного, внезапно упал на колени, задрал килуну переднюю ногу и одним махом рассек грудину. Быстро вытер лезвие о бок, убрал нож. Он ослабил ремни на плечах, сдвинул раму крышки назад, после чего широко развел края раны и, склонившись, припал губами к горячему ручью. Пил долго и жадно, не думая ни о чем, пока кровь не перестала течь. Облизал губы, перевел дух. Недурственно…
Не вставая с колен, Сигурд стал постепенно наполнять мышцы полустачком: надо выбрать наилучшее усилие, не переборщить, — иначе до убежища не дотянуть. Туша весила не меньше пятисот фунтов. Крышка мешала взвалить ее на плечи. Ничего другого не оставалось, как тащить волоком.
Сигурд снова закрепил крышку, развязал обвитый вокруг пояса трос, сделал петлю и, накинув ее на задние ноги, туго затянул. Вырезал из буковой ветки удобную ручку и закрепил ее на тросе. Готово!
Кровь придала силы. Теперь можно рвать без передышек до самого подъема на верхнее плато. Путь займет часа полтора, от силы два. Останется ли в теле запас, чтобы поднять килуна по Вертукали? Кто знает? Ежели что, килуна можно будет камнями завалить — так, чтобы зверям не достался — и двинуть за подмогой. Неужто подмога двух-трех соплеменников умалит его поступок?
Для того чтобы дотащить килуна до Шедара, понадобилось больше времени, чем рассчитывал Сигурд.
Пройдя сотню шагов, он смекнул, что за голову волочить будет легче, — тогда жесткая шерсть не станет мешать движению. Как это он сразу не допер, верно говорят: век живи — век учись. Не беда, все-таки это его первый большой килун. Сигурд сделал надрез под нижней челюстью килуна, пропустил трос в клыкастую пасть и, вытянув конец через прорезь, обвязал вокруг основания головы. Попробовал, потянул. Тащить стало заметно легче.
По пути килун дважды застревал в зарослях, один раз съехал по склону, когда Сигурд преодолевал узкий участок гребня. Но это не сердило его, — он возвращался домой с лучшей добычей, которую только можно пожелать. Его ждет признание. Ему дадут много браги.
Он шел и шепотом разговаривал с дядей Огином. Мешал дождь — по крышке тарабанил. Мало-помалу усилившись, он размыл глину на открытых местах. Ноги скользили.
Чтобы время шло быстрее, Сигурд стал шепотом напевать поочередно две песни, которые знал: «Сон крепкой собаки» — грустную, про то, как собаке, вожаку стаи, снилось, как раньше она и человек были друзьями, но злобный чухарь их рассорил, и вторую — «Спящие боги» — про то, что каждый человек — частица Спаро, и в каждом человеке есть его дух. Слова второй песни Сигурду не нравилась, но у нее был простой и приятный мотив.
Часа через два Сигурд добрался до края соснового леса. Уже на подходе ему почудилось, что кто-то вопил на горе. Что за дела? Может, это Свон зовет его? Сигурд остановился, прислушался. Крик больше не повторялся. Однако к шелесту дождя примешивалось еще что-то — ровный гул: не то шум ветра, не то журчание реки. Да нет: нынче затишье, а река в другой стороне. Прежде чем выйти на открытое пространство нижнего плато, Сигурд отпустил трос и, подбежав к крайним деревьям, выглянул из-за них.