— Давай, громила, — не моргнув, ответил Свон.
Они поднялись разом, молча вышли из-за стола и пошагали в центральный штрек, оттуда — к порогам. В закоулках Джикеров засмеялось дитя — там еще не спали.
Обогнули натечную колонну, прошли мимо пещеры Мерло. Сигурду почудилось, будто бы вождь наблюдает за ними из темноты. Ну че вылупился, старый хрыч?
«С килуном ворочусь!» — снова напомнил себе Сигурд.
Не входя в скачок, перемахнули через круглую глыбу: она вздымалась перед первым порогом. Тут, на первом пороге пришлось, как всегда, поднапрячься. Несколько десятков футов отвесной стены одолели на одном дыхании. Оказавшись наверху, растерли ладони, стряхивая цепняк (по-умному эта зараза вообще-то гипертонусом зовется: из-за нее, бывает, руки-ноги так сводит — аж глаза на лоб лезут).
Дальше, вперед, вверх… Следующие два порога ниже первого. Легко одолев их, Сигурд и Свон подступили к отвесному стволу: он состоял из цепи расщелин и узких колодцев протяженностью в шестьсот футов.
Этот путь Сигурд мог одолеть за сорок три секунды. Он чемпион общины по отвесному бегу, и никто еще не побил его рекорд. Свон уступал почти на полминуты. И сегодня Сигурд решил, что не мешало бы показать Обезьяне его место.
Вперед, к небу, к просторам, в леса… Бежать!
Войдя в скачок, он включил наручный светильник и первым бросился вверх.
Ночь распростерла над верхним платом Шедара свои черные крылья. Небо беззвездно. Природа на стороне охотников: слои облаков прятали их от ненавистных демонов.
Сигурд стоял на краю огромной воронки. В темноте он видел отменно. Звездного света, что сочился сквозь толщу облаков, достаточно, чтобы силуэты валунов и низкорослых кустарников окрасились серым.
Со стороны моря слабым потоком дул ветер. Плавно колыхались стебли сушняка. Сигурд весь превратился в слух. Уши ловили шорохи, долетавшие из горловины шахты: то мчался из нутра горы на верхняк, сигая с выступа на выступ, Свон. Да вот и он, железяка ему в печенку.
Свон выскочил из разинутой пасти шахты, пронесся по верхняку и застыл на месте в трех шагах от Сигурда, перевел дух, несколькими махами стряхнул цепняк и стал растирать ладони.
— Задождит, — заметил шепотом. — Айда в Тисово?
Таки он дурень, этот Свон. В Тисовом ущелье килунов не бывает. Килуны все на севере.
— Шуруй, куда хош, — отозвался Сигурд.
Он вдохнул полной грудью запах сырости. На ум пришли слова одного из «жертвенных»: «Ветер — дыханье, камни — глаза, воздух — душа, земля — мое тело…»
Куда теперь? Ясное дело, не в Тисово. На север надо, к Черте. Чтобы туда попасть, приходится крюк делать. Сначала — вперед, на юг. Далее — на Вертукаль: то бишь, сперва вправо, к расщелине, а по ней уже вниз, на нижнее плато.
— Слышь, Обезьяна? Ты это… шуруй, куда надумал, в Тисово. — Сигурд умерил суровость, посмотрел на застывшую улыбку Свона. — А я — тудой…
И не говоря больше ни слова, он слетел с места, помчался по вздымающемуся на юго-запад плато, едва касаясь ногами твердой почвы. Главное, чтобы Свон следом не увязался.
Ветер ударил в лобовую пластину крышки. На бегу Сигурд перепрыгивал через мелкие воронки — ими тут все плато усеяно. Бежал как обычно — кривокосом: бигемы намеренно кривокосом бегают, чтобы тропы не оставались.
Через несколько минут Сигурд был на краю обрыва. Внизу отвесная стена в полторы тысячи футов. Отсюда открывался вид на долину реки Антары. За ней серели отроги западных гор — там жили белобрысые. Раньше там жил Сигурд с матерью, сестрой и дядей Огином.
Он свернул, перебрался через три больших валуна и спрыгнул на широкую ровную площадку, она заканчивалась расщелиной. Отсюда шел вниз крутой каменистый склон, и по нему змеились, обрываясь то там, то здесь, гладкие русла дождевых ручьев. Вот она — Вертукаль. Когда тут ливень, склон превращается в водопад. Тучи низко — потому-то Свон и предложил идти на восток, в Тисовое ущелье.
Сигурда дождем не остановить. Он входит в скачок и с разбегу бросается вниз.
Тысячи раз он слетал по Вертукали. Все ложбинки и выступы ему знакомы, нет надобности думать о них: ноги сами находят ступени, руки знают, когда и за что ухватиться, чтобы не проскочить поворот и не ухнуть в пропасть. И вот уже он стоит на широком лежневом выступе, простирающемся вдоль стены. Не давая себе времени на отдых, Сигурд мчится к лесу.
Лежневик становится шире, мало-помалу превращается в нижнее плато. Слева гребнем отрога, поросшим деревьями, он спускается к реке.
Сворачивать рано. Эта часть леса бедна живностью. Тут нет ничего, кроме мелкой дряни — крыс да ящериц.
Стена уходит вправо, впереди равнина — широкая, местами всхолмленная, поросшая можжевельником и редкими соснами. Поодаль заросли густеют. Там плато идет под уклон, все больше обрастая густым сосновым лесом.
Добежав до леса, Сигурд останавливается в зарослях: передышка. Самое время прислушаться, принюхаться…
На ветру постанывают верхушки деревьев. Где-то вскрикивает птица. Какая-то тварь копошится под мягким хвойным ковром.
«Ветер — дыханье… земля — мое тело…»
Пару минут отдыха и в путь.
Он крался тихо, не спеша, огибая стволы сосен, мало-помалу сворачивая к западу. Слева, за зарослями, в сотне футов отсюда, равнина сползала вниз. С другой стороны опускалась сначала полого, затем круто, местами едва ли не отвесно. Впереди — удобный спуск. Там, внизу, — долина и два ущелья, все лесом покрыто — Антарским лесом, семь миль до Северной Черты.
Но сегодня Сигурд туда не собирался. Он миновал спуск и через полчаса был в конце плато, одолел гребень и оказался на краю обрыва. Слева, из-за деревьев серела скалистым боком гора Антара. Сигурд свернул и вскоре добрался до спуска. Несколько прыжков вниз — с камня на камень — и он в северном лесу.
Кусок в полторы квадратных мили — место его охоты. Дальше — Черта. Подступишь близко, сторож в ошейнике заорет, станет по мозгам балабанить, — голова затрещит, из глаз искры посыпятся. До того, как Мерло проклятую балабанку прибавил, еще куда ни шло, можно было запросто вплотную подступить к Северной Черте, а то и пересечь, да еще и в запретную зону углубиться мили на полторы. Там — небольшое озерцо-болотце, которое любят килуны.
Но теперь до него не доберешься. Атака на мозг начинается футов за восемьсот до Черты, и с каждым шагом усиливается, превращаясь в яростный долбеж. Проклятые правила!
Ухо ловит шорохи, но нет — чавканье, хрюканье, взвизгивание и уханье килунов ни с чем не спутаешь: это не килуны, это ветер шумит в ветвях.
Вперед, на север. Сознание сосредоточено, только краешек разума мусолит мысль о дяде Огине: он будет горд, если удастся притащить желанную добычу.
Снова шорохи. Где-то ворочается, зарываясь в листву, косуха. Сигурд быстро, бесшумно перемещается вбок, уходя с подветренной стороны. Косуха остается сбоку, до нее шагов двести. Надо обойти, подобраться ближе, чем на сто футов — тогда догнать ее будет делом нескольких секунд. Обыкновенно косуха успевает вскочить и сделать не больше трех прыжков, как Сигурд накрывает ее сверху.
Сигурд зол на косуху. Ему нужен килун, но ведь и косухой поступиться нельзя. Косуха — она тоже мясо. Однако, гоня ее, он всполошит все зверье в округе.
Ближе, чем на сто футов. А потом убьет ее голыми руками.
Сигурд замедляет шаг, рыскает взглядом: где след? Всюду буки и дубы, чем дальше в лес, тем толще слой перегнившей листвы, а в нем то там, то сям — проклятые сухие ветки: громко хрустят, ежели наступить. Мягко прыгая с камня на камень, Сигурд углубляется в чащу. Чувства в нем угасают.
Тело послушно, прыжки все длиннее, руки цепко хватаются за толстые ветви буков: он пролетает над поваленными деревьями и не выдает себя ни единым шорохом. Приземлившись на лысом взгорке, замирает. Минуту-другую стоит в бесстрастном ожидании.
И снова отчетливый треск. Верно, косуха не больно крупная. Копошится в ложе, на ночлег укладывается. Теперь уже до нее футов сто с лишним…
Килун на время забыт. Все внимание на косуху. Рот наполняется слюной. Ближе, ближе…