Слишком мало он о железяках знал — только то, что дядя Огин рассказывал, да еще Мерло Джикер на собраниях. Железяки убежища взрывают, ежели кого в них находят, да так, чтобы после жилье уже отстроить заново нельзя было. Кабы они шахту развалили, грохот на весь лес стоял бы. Однако ночью шум едва был слышен.
Достигнув стены, Сигурд свернул и побежал вдоль края осыпи. Оказавшись у начала подъема, глянул вверх, на миг представил себя карабкающимся по Вертукали. Куда ж ты прешь-то, болван?
Мимо, захлопав крыльями, пронеслась летучая мышь. Сигурду предстояло последний раз посмотреть на мир с вершины Шедара либо умереть. Он приказал мышцам налиться сталью и ринулся на стену.
Оказавшись на верхней площадке, он замер. На верхнем плато сегодня было безветренно. Ничто не нарушало тишину.
Постояв несколько секунд, Сигурд рванул с места. Добежал до валунов, забрался на самый высокий из них, украдкой выглянул, готовый в любую секунду броситься обратно.
Все как обычно. Ничего постороннего на плато. Однако еще несколько минут Сигурд не двигался, хотел удостовериться. Наконец он перемахнул через укрытие, скатился с валуна и что есть духу помчался к воронке. У самого ее края остановился, присел…
А может, все почудилось сдуру? Перенапрягся, за килуном гоняя? Может, и не было вовсе поганых железяк. И сейчас дядя Огин там, внизу, изнывает от тоски и боли…
Сигурд бросился к дыре. Уже подбегая, ощутил неприятный сладковато-тухлый запах, заставивший его остановиться у края и прислушаться. Здесь, в воронке, тишина закладывала уши. Бигемов, которых Сигурд обычно чувствовал со ста шагов, поблизости не было. Что же может так вонять?
Он осторожно заглянул вниз. Абсолютная чернота. В несколько привычных движений добрался до большой ступени, спрыгнул на узкую площадку, перешел по кромке на другую сторону спуска, под каменный козырек и только тогда включил свой тусклый светильник.
На миг показалось, что на него смотрит железяка, — точь-в-точь такая, какими он их и представлял. Но тут же дошло это всего лишь выступ на отвесной стене с двумя отверстиями, выбитыми каплями.
Где-то здесь спрятан глазок. Наблюдатель внизу должен сейчас его видеть.
Сигурд начал спускаться. Он топал вглубь, а тухлый запах становился все крепче. От этого запаха голова кружилась, как от браги. Сигурд усилил состояние скачка, но в то же время и перед глазами у него все сильнее заметалось. Запах раздражал до неприятного зуда в груди. Сигурд выругался, тряхнул головой, пытаясь прогнать ощущение, которое мешало спускаться. Он чуть не промахнулся, приземляясь на небольшой пятачок, — замер, вцепившись в стену руками, собрался. Запах сделали железяки — дошло, наконец.
Тут где-то зашуршало. Сверху, из бокового ответвления ствола. То была расщелина, из которой веками вымывалась горная порода.
Сигурд поднял светильник. Ответвление шло под углом вверх.
Выхватив нож, он резко оттолкнулся и прыгнул в расщелину. Тут же к запаху, наполнявшему шахту, примешался знакомый — бигемовский.
Что за дела?
Сигурд шмыгнул внутрь. Ход свернул влево и сразу за поворотом он наткнулся на тело. Припав на колено, развернул лежащего, посветил в лицо. Это был Мохнатый Толстяк Уилл. Глаза его были широко раскрыты, а на губах засохла желтоватая пена.
Сигурд осмотрелся. Ход вел дальше, продолжая подниматься вверх. Перескочив через Уилла, Сигурд бросился вперед. Ответвление сначала сузилось, затем вновь расширилось, стало почти отвесным. Тут воняло поменьше, но было душно. Впереди вырисовался глухой свод. Прижавшись к нему, держась обеими руками за выступы, на камне сидела белоголовая рабыня Толстяка Уилла.
Сигурд выругался и не спеша вынул нож. Какой момент. Сколько ждал. Наконец-то он с этой тварью разделается.
Албианка чуть развернулась, сильнее вжалась в стену. Не мигая она смотрела на светильник. Он знал: белобрысые в темноте видят куда хуже бигемов, а значит, такой слабый свет не мог ее ослепить.
Худое лицо рабыни исказилось от испуга. Не сводя со светильника серых, с зеленцой, глаз, она пробормотала:
— Сигурд… ты? Прошу… выслушай…
Ага, доперла, признала… Чует, стало быть: конец пришел.
Он молча переложил нож в другую руку.
— Сигурд, пожалуйста… — от страха она стала задыхаться. — Это терракотеры… они убили всех!
Ишь, как перекосило! Вот зараза.
— Эй… что за дела?
— Не убивай… я расскажу… пригожусь… ты, главное, вниз не ходи…
Как же! Толстяка Уилла никогда не любил, но белобрысых — их-то он куда больше ненавидел.
— Огин — там… кончу тебя и пойду к нему.
— Не убивай меня… я помогу…
— Заткнись!
«Пора. Только вот… — он задумался, — ежели ей щас горло чикнуть… то как же? Кто растолкует, чего тут было?»
Он нехотя опустил нож.
— Ну, ты… сюда шуруй!
Ее трясло. Оторвалась от стены, она стала спускаться. Двигалась как пьяная. Оказавшись в двух шагах, неожиданно отшантулась.
— Терракотеры…
— Где?
— Это они! Железяки…
— У, тварь! — Сигурд снова вскинул нож. Он и без нее знал, кто уделал общину.
Прицелился… только вот… кажется, надо ее кое о чем спросить. Как же это так? Отчего она жива — эта чахлая албианская сука? Отчего Уилл подох, а она нет? Как это она ухитрилась Уилла и других проворных бигемов обойти?
Албианка воспользовалась заминкой и бросилась к стене. Куда там… Сигурд схватив ее за ногу, рванул на себя. Обдирая локти, она с воплем сползла, белые волосы рассыпались по темному камню.
— Отпусти!
Он схватил ее за железный ремень, — албы носили их день и ночь, как бигемы ошейники.
Подняв женщину на вытянутой руке, неглубоко ткнул ее ножом в бок. Албианка взвыла. На шерстяной тунике появилось пятно.
— Тупица… — простонала она в отчаянии. — Сдохнешь ты…
— Воздух… чем тут воняет? — спросил Сигурд.
Албианка перестала трепыхаться: смекнула, что есть шанс отсрочить смерть.
— Газ… тут закоулок, Сигурд… тут запаха нет… тут воздушный пузырь… газ тяжелее воздуха, понимаешь?
— А? — Сигурд потянул носом. Он понимал, что тут запах и впрямь слабее, а больше ничего не понимал. — Ты отчего живая?
Приподнял ее выше, откинул волосы ножом. Острие чиркнуло по щеке, оцарапало. Рабыня даже не дернулась. Держась рукой за рану на боку, она упрямо бормотала:
— Тут воздушный пузырь… газ тяжелее…
— Сука… — Сигурд швырнул рабыню. Она упала на камни, глухо застонала, захлебнулась в кашле.
— Мой дядя Огин. Где он? Говори: ты отчего живая? Ну?
— Я пыталась их убедить, — женщина поднялась на четвереньки, попятилась. — Они не захотели… они все внизу.
Ей удалось взобраться обратно под свод. Одной рукой она держалась за окровавленный бок.
Сигурд метил в сердце, готовясь сделать выпад.
— Погоди! — закричала албианка. — Я кое-что знаю. Мы договоримся… Поможем друг другу…
Ее глаза горели, она хотела жить.
— Прошу тебя!.. Если не поверишь… потом сам решишь, как поступить.
— Боишься? — оскалился он. — Ну? Кто я? Дикарь? Вы, твари белобрысые, много таких уделали?
— Нет! — она замотала головой. — Я никого не убивала. И мои братья не убивали. Клянусь!
— Брехня! Говори, как Огин помирал? Ну! Отчего его нет, а ты живая?
— Уилл… он меня спас… он первым наружу кинулся. Он схватил меня и наверх потащил…
Сигурд почувствовал, что сейчас ее убьет. Албианка тоже это поняла, она застыла. Сигурд представил ее мертвой — почему-то в гладком белом ложе.
Он сплюнул, убрал нож за пояс.
— Говори, — велел. — Медленно… понятно.
— Да! Да! — она вытерла лицо рукавом. — Послушай… было около четырех утра, все спали… Флай сидел за пультом… и вдруг он объявил тревогу. Он сообщил: на выходе движение — датчик уловил… не кожан, как обычно, и точно не кто-то из вас… Мерло тотчас приказал собраться. Двоих на разведку послали — Гая и Джи… Гай вернулся, еле на ногах стоял. Джи не вернулся… Тут мы все и почувствовали его — этот проклятый запах, даже я… Большинство решило отступать в ледники. Я вспомнила, что в шахте карманы… я кричала, пыталась объяснить, что вниз нельзя, ведь ясно же: это терракотеры травят…