В случае провала Дельмара сведения об уровне развёрнутости советского атомного проекта стали бы «достаточно достоверными» и никакого самогипноза у американских «ястребов» не было бы. И не было бы тормозов, чтобы удержать Трумэна от попытки немедленно прервать советскую атомную программу.
Так что провал Жоржа в 1946–1948 годах мог стать «спусковым крючком» Третьей Мировой атомной войны.
«На момент Берлинского кризиса 1948 года (в западной литературе известного как «Блокада Западного Берлина»), у США был готовый план ядерной войны с Советским Союзом. Это был план Broiler, который предусматривал бомбардировку 24 советских городов 35 ядерными бомбами».[641]
Так было бы в том волокне альтерверса, который здесь рассматривается.
А вот другое волокно, на которое обратил моё внимание один хорошо информированный источник:
«В ходе процессов Маккарти так и не удалось доказать, что Оппенгеймер и ряд других крупных физиков были советскими агентами. Провал Коваля позволил бы это доказать документально. Какие последствия это реально имело бы? Уже в начале 50-х гг. несмотря на весь маккартизм и холодную войну ведущие советские и американские физики с благословления администрации Эйзенхауэра основали Пагоушские и Дартмутские встречи, которые в течение 50-х – первой половины 60-х гг. были основным неофициальным каналом связи между советским руководством и американской политической элитой. В частности, они смогли решить некоторые спорные вопросы, связанные с окончанием войны в Корее, на условиях, когда ни одна из сторон не потеряла лица. Также контакты физиков сыграли большую роль в урегулировании опасного Берлинского кризиса 1953 г., когда в ГДР восстали рабочие. Этих встреч точно не было бы, если бы комиссии по расследованию антиамериканской деятельности удалось доказать шпионаж Оппенгеймера в пользу СССР. А это было бы неизбежно при раскрытии Коваля».[642]
Это – более «мягкий», по сравнению с «апокалипсическим» вариант ветвления альтерверса.
В качестве комментария добавлю от себя, что ветвь альтерверса с «полноценным шпионажем» Оппенгеймера представляется мне очень «тоненькой».[643] Но то, что он «давал основания» для таких предположений, вследствие чего байесовская вероятность такой трактовки его поведения во времена маккартизма сильно увеличивалась, видно из документов ПГУ НКГБ – КГБ. Уж очень «плотным» было внимание к нему со стороны и военных и чекистских спецслужб – значит, вне зависимости от своих реальных намерений, давал он основания для надежд довести контакты с ним до «контрактации».
«"Честер" – Оппенгеймер Роберт, гр-н США, 1906 г.р., негласный земляк, профессор Калифорн. унив-та, работает по проблеме Энормоз в области быстрых нейтронов и является руководителем строит-ва Калифорн. циклотрона. Наводку на Честера дали Джек и Дядя. Разработку вел Харон через Дядю и Мап. Честер в большой дружбе со «Львом», к-й на Честера имеет большое влияние».[644]
«"Честер" разрабатывался соседями, в связи с чем вопрос о его привлечении к нам отпал, о чем сообщили «Харону» 15.01.43. В н/вр, в связи с передачей Энормоза нам, подлежит активной разработке»[645]
Но есть, разумеется, и ещё более мягкие варианты:
«Но если оглядываться на <другую – Ю. Л.> реальность, то это, мягко говоря, несуразица. Прежде всего, американцы, несмотря на то, что разрабатывали планы, не собирались в конце 40-х – 50-е гг. нападать на СССР… Люди, которые хорошо живут, не склонны к крупномасштабным войнам. А Америка впервые с конца 20-х гг. после войны зажила хорошо… Наконец, Коваль для них не был крупным шпионом. Мы мало представляем сегодня, что все американские министерства и ведомства в 40-е гг. были просто нашпигованы советской агентурой».[646]
В этом историческом волокне фактором, сдерживающим агрессивные намерения США, является послевоенное благополучие. Но даже в такой обстановке оглашение факта проникновения профессионального разведчика ГРУ в Ок-Ридж и Дейтон должно было произвести эффект информационной бомбы. И такой факт сразу делал Коваля в глазах американцев весьма крупным шпионом!
Так что «зигзагов истории» после провала Коваля было много, все они эвереттически реальны. У какого из них «больший статистический вес», я не берусь судить. Читатель может выбрать любой, доверившись своей интуиции. Но все эти исходы различаются только «степенью гадостности» для нашего «здесь-и-сейчас».
Обсуждая тему того, от чего нас избавил вклад работы Жоржа в успех курчатовской команды, президентские аналитики должны были вспомнить и о том, что, в случае провала советской атомной программы в 1949 году, отечественную физику ждал разгром, не менее масштабный, чем «лысенковский разгром» советской биологии в 1948 году на печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ.[647] О результатах этого разгрома и эмоциональном восприятии событий на этой сессии неоднократно и подробно рассказывал С. Э. Шноль – на сегодня, вероятно, один из последних профессиональных биологов, лично дышавший атмосферой «неформальных» научных дискуссий в МГУ и научных учреждениях того времени.[648]
641
Дмитрий Верхотуров, «Ядерное запугивание», информационно-аналитическое издание фонда исторической перспективы «Столетие», интернет-газета, 19.02.16:14.31,
643
Такая оценка совпадает и с трактовкой роли Оппенгеймера в одной из тонких конспирологических нитей альтерверса советского атомного проекта. Она представлена в статье Германа Смирнова «Как создавалось сионистское государство, или к истории «советской» атомной бомбы» (журнал «Молодая гвардия», № 3–4, 1992 г., стр.117–143). Герман Владимирович (стр. 136) пишет: «За него <Оппенгеймера – Ю.Л.> вступился сам генерал Гровс, сыгравший решающую роль в его назначении на пост директора центра в Лос-Аламосе: «Я не верю, чтобы он мог сознательно совершить какой-нибудь поступок, наносящий ущерб Соединённым Штатам» (Л. Гровс, «Теперь об этом можно рассказать», М., 1964, стр.74). Ему вторит М. Рузе: «От смешных измышлений, будто Оппенгеймер был советским агентом, не осталось в конце концов ничего» (Ibid, стр.82). И это – святая правда! Никогда Оппенгеймер, как и многие другие поставщики атомных секретов, не были советскими агентами. Они работали не на советскую разведку, а выполняли распоряжения сионистского руководства, которое работало тогда рука об руку с НКГБ СССР!».
644
Архив ФСБ, д. Дело 40129 т.3а, стр. 416, цит. по сайту «Wilson Center. Digital Archive International History Declassified», А. Васильев, «White Notebook #1», стр. 117, (вх. 08.04.19).
648
В личном разговоре 09.11.19 Симон Эльевич уточнил, что, хотя и был приглашён деканом биофака МГУ в группу студентов, обеспечивавших организационный порядок в ходе проведения сессии ВАСХНИЛ, он не присутствовал на заседаниях, поскольку в дни их проведения находился в биологической экспедиции. По возвращении из экспедиции в августе 1948 года он оказался в гуще обсуждений итогов сессии в студенческом общежитии МГУ и прекрасно помнит атмосферу растерянности и пессимизма этих обсуждений (за исключением эпизода с «победой И.А. Рапопорта»), возникшую в результате разгрома педагогического коллектива факультета.