09.10.2003 11:41
Так вот, слинял я вчера с работы, сославшись предварительно начальнику своему на непредвиденные важные и очень срочные дела. Отгулов у меня за задержки после положенного, ночные вызовы и выходные на работе набралось месяца полтора. Только за этот год. Так что, хоть зубами начальник и поскрипел (не умеет он без меня экстракцией управлять), но отпустил, попытавшись навесить на меня должок за этот отгул на будущее. Но я ему такую рожу состроил, что он отпал в обморок и пока отходил, мой след уже простыл.
И рванул я, значит, под Радонеж, Ж. А. эвакуировать. Ехал по дождичку, приехал, чайку попили для сугреву перед сборами и погрузкой, начали все это, а тут и солнце выглянуло, и дождь даже перестал. Вышел Ж. А. на участок, стал, огляделся, и хитро так мне на небо кивает, мол, а не остаться ли мне, ему, т. е., еще на недельку на даче?
< И это состояние Жоржа Абрамовича не «минутная причуда». Детская закваска жизни в своём доме «на земле» сохранилась в нём до глубокой старости: «Ж. А. в восторге от пребывания постоянного на воздухе своей дачи. И ну и что, что ночами заморозки, а днем на пару цельсовских теплее, что ветер и дождь иногда, но часто, пасмурно и соседей никого. Ему, говорит, там лучше, чем в теплой Московской квартире, и все тут» (Г.И. Коваль, e-mail от 20.05.04):
13.04. В минуты отдыха от дачных хлопот.[210]
На этой фотографии Майи Коваль 2004 года Жорж отдыхает на террасе нового летнего дома, построенного для всего «Ковалевского клана» – семей племянниц, внучек с правнуками и правнучками. Год, прошедший после этого письма Геннадия, нисколько не изменил дачных привязанностей Жоржа. Более того, постройка и заселение нового дома только прибавила хлопот по хозяйству. Но он, как «патриарх рода»: нисколько этим не тяготился, и сам принимал деятельное участие во всех хозяйственных начинаниях>.
13.05. «Здесь я решаю – что, как и когда!».[211]
Ну, тут я на грядку рухнул, в истерике забился, начальником своим стал угрожать, метеобюром прикидываться, слабым своим здоровьем жалиться, может даже всплакнул тогда. Мол, шторма обещают непрерывные на предстоящие одну – четыре недели до самых, может, сильных морозов, не отпустит меня зверь-начальник на экстренный вызов в Радонеж в другой раз, и силы мои на этот сезон кончились, здоровье вон ни к черту. Карточка телефонная вот тоже того, на исходе, а на новую жена денег не отпустит.
Насупился он, и стал собираться дальше. С этого момента весь день потом на меня ворчал, все наперекор говорил, и вредничал много. Закатил я, пока он не передумал окончательно, десяток тыкв в машину, кабачков перетаскал туда же дюжину, банок тридцать с грибами и вареньями, телек, электробуржуйку волновую, музыку, мешки с рухлядью (не меха, просто тряпки), продуктовых пакетов и коробок (до весны хватило бы) и еще всякого, что под крышу салона влезло тоже. А верхнего багажника у меня сейчас нету, этим и ограничились. А остальное на чердак домика затащил я, и запер.
Надо бы и в дорогу, чтоб засветло успеть, да и перекусить бы. Но углядел он росток сливы из косточки – отделили и посадили, бревнышко на дрова подходящее в лесу валялось, тоже прибрали, листьев с берез на тропинку понасыпалось – замели в кучу,
заодно в домике прибрались.
Короче, обед я профукал, мог бы и ужин, очень уж Ж. А. рьяно тянул волынку, не хотелось ему уезжать, пока солнышко светило. Только к 16, когда запасмурнело, тронулись мы в путь. И тут началось! Ярославку-то мы еще проехали спокойно, там без
вариантов, но в Москве мой штурман решил наэкспериментировать по максимуму! Ему все поперек надо было, не как я мыслил или по картам. Он уверял, что тыщу раз так ездил, так только короче и только так и надо. Я рукой махнул, покрепче в руль вцепившись, и мы погнали!