Такая «полупосвящённость» в тайну этих людей нисколько не мешала Курчатову в работе – им, в отличие от Капицы, по большому счёту, было совершенно всё равно, какую схему реализовывал Курчатов.
Курчатов и Капица: лёд и пламень не столь различны меж собой…
Курчатов и Капица проработали вместе в Спецкомитете ровно четыре месяца. Им обоим было трудно – «два медведя в одной берлоге…». Оба были убеждены, что нашли правильный путь к цели. Но эти пути были «почти перпендикулярны». Курчатов, как более молодой и энергичный, сумел быстрее сплотить свою команду. И когда Капица начинал в чём-то сомневаться и возражать,
«Петра Леонидовича пытались убедить в том, что всё делается абсолютно правильно. Что кое-какие расчёты выполнены, отдельные чертежи изготовлены. И вновь ссылались на американцев, которые, идя по такому же пути, создали в результате атомную бомбу. Однако Капицу подобные доводы не убеждали. Он говорил, что нельзя вслепую копировать чужие достижения, нужно жить своим умом».[443]
О том, что такие «убеждающие беседы» с опорой на данные разведки с Капицей в рамках Спецкомитета проводились, свидетельствует документ, приведённый историком разведки А. Б. Максимовым:
14.35. Документ отдела «С» о конструкции атомной бомбы. Октябрь 1945.[444]
Документ датирован октябрём 1945 года и подписан полковником Василевским. В это время Л. П. Василевский – заместитель начальника отдела «С» НКВД,[445] т. е. того органа, который готовил разведданные для обсуждения специалистами Спецкомитета. Поэтому разумно предположить, что эта справка, описывающая конструкцию американской плутониевой бомбы, предназначалась именно для тех, кто как раз в это время должен был решить – какую конструкцию нужно положить в основу нашей работы по атомному проекту. А более конкретно, это был весомый аргумент для Курчатова в его споре с Капицей.
Видя, что его усилия не приводят ни к чему, Капица просил Сталина освободить себя от этой работы. Какое-то время Сталин медлил, но всё-таки «удовлетворил просьбу» Капицы и вывел его из состава Спецкомитета.
О некоторых важных обстоятельствах этого решения, неизвестных Капице, мы ещё поговорим ниже.
А вскоре Сталин утвердил свой выбор Курчатова и его стратегии, приняв его в своём кабинете в Кремле. Во время часовой беседы, не касаясь технических деталей, Сталин полностью поддержал стратегический курс Курчатова, но внёс и некоторые дополнения в духе намерений Капицы.
Одним из парадоксов личности Сталина было то, что он, будучи маниакально подозрительным и недоверчивым человеком, тем не менее, умел слушать и слышать ценные для дела предложения собеседников вне зависимости от личного отношения к ним.
Это проявилось и в истории становления советского атомного проекта. 4 апреля 1946 г. Капица получил коротенькое письмо от Сталина:
«Все ваши письма получил. В письмах много поучительного – думаю как-нибудь встретиться с вами и побеседовать о них».[446]
Могу предположить, что это письмо, с точки зрения Сталина, было наградой Капице за некоторые разумные советы по стратегии создания атомной бомбы, которые он, Сталин, использовал, в частности, при разговоре с Курчатовым.
Вот, например, Капица писал Сталину:
«Американцы привлекли к работе наиболее крупных ученых всего мира. У нас ученых меньше и они живут в плохих условиях, перегружены совместительством, работают хуже».[447]
А вот отрывок из записи Курчатова о встрече со Сталиным:
«По отношению к ученым т. Сталин был озабочен мыслью, как бы облегчить и помочь им в материально-бытовом положении. И в премиях за большие дела, например, за решение нашей проблемы. Он сказал, что наши ученые очень скромны, и они никогда не замечают, что живут плохо – это уже плохо, и хотя, он говорит, наше государство и сильно пострадало, но всегда можно обеспечить, чтобы (несколько? тысяч?) человек жило на славу, [?] свои дачи, чтобы человек мог отдохнуть, чтобы была машина».[448]
И результат этих разговоров был конкретный. После успешного испытания 1949 года премии и ордена получили сотни сотрудников, а ведущие участники проекта получили премии до 1000000 рублей (Курчатов и Харитон), автомашины «Победа» и «ЗИС-110», квартиры, особняки и дачи в Подмосковье, под Ленинградом и в Крыму.[449]
444
Максимов А.Б., «Разведчик атомного века», изд-во «Вече», М., 2015 г., фото на 3 листе вклейки после 160 стр.
445
Из справки «Василевский Лев Петрович», «Атомный проект СССР: Документы и материалы», под общ. ред. Л.Д. Рябева, т.1, ч.2, изд-во МФТИ, М., 2002 г., стр.610.
447
П.Л. Капица, «Письмо Сталину об атомной бомбе» от 25 ноября 1945 г, цит. по сайту музея-кабинета П.Л. Капицы,
449
Подробности см. в документе Завенягин А.П., Соколов К.М., Комаровский А.Н., «Письмо А.П. Завенягина, К.М. Соколова и А.Н. Комаровского Л.П. Берия о домах-особняках и дачах для ученых и инженеров» от 25.11.1949 («Атомный проект СССР: Документы и материалы», т. II, кн. 4, Москва – Саров, 2003 г., стр. 754–757). Так, например, Н.В. Рилю, немецкому физику, с 1945 года «добровольно-принудительно» возглавлявшему производство металлического урана на заводе № 12 в Электростали, полагался «Дом-особняк или дача с обстановкой» (сам награждённый пожелал получить этот дом в Москве), а В.И. Алферову, ответственному за оснащение изделия «РДС-1» электрооборудованием, подготовку и проверку автоматики и линии подрыва на испытании 29 августа 1949 г., предоставлялась «дача без обстановки», которую он пожелал видеть в составе «4–5 комнат, 75 – 100 м2, участок 0,5 га вблизи дач академиков».