стало сжатым, напряженным, Арт резко встряхнул руками и начал сдирать с пальцев рыжие завитки, отшвыривая их на пол и еще больше раздражаясь от того, что при падении они не издавали ни единого звука, словно не жалуясь и покорно принимая свою судьбу.
Наконец Арт распрощался с последней прядью и выдохнул. Шрам у правого глаза расправился и стал более незаметным, взгляд стал расслабленно-пустым и снова уперся в безжизненный цветок с кривыми малиновыми лепестками в тонкой черной рамке. Коридор наполнился пустотой бездействия и вновь поглотил еле уловимое дыхание Арта.
***
К остановке, на которой упорно стояли три замерзшие фигуры, с немного разваливающейся походкой подошел Арсений. Арт забыл про воспоминания и оживился. Арсений приближался, с явным недовольством пытаясь втиснуть свои мощные шаги в узкую дорожку между наметенными сугробами. Для всех окружающих салон людей он таким и являлся, но для компании вольнодумцев он был Сенилом. Эта странная кличка настигла его еще давно, несколько лет назад, когда только все сплачивались и начинали узнавать друг друга по смеху. Кличка вытекла как самостоятельное дополнение к характеру Арсения. Он был безумно щедрым и отзывчивым человеком, но пользоваться им никто не решался из-за наличия у Сенила здравого ума, сноровки и хорошей хитрости. Также он умело владел юмором, практически всегда не черным. Черное Сенил не уважал вовсе и одежду покупал исключительно белую или просто светлую. Именно эти обстоятельства подтолкнули его друзей на то, чтобы назвать его Арсениилом. Это, по их мнению, отражало суть его божественного происхождения. По аналогии с архангелом Гавриилом, которого смогли вспомнить молодые неверующие умы. Со временем эти же умы сократили прозвище до Сениила, от Сени, а тогда преобразования докатили свой несокрушимый ком и до Сенила. Человек с кличкой, похожей на название какого-то заклинания, которое обычно просят у фармацевтов, и правда был похож душой на лекарство. Не старался создать что-то совсем неповторимое в своем образе, говорил обычно и не броско. Подходил почти всем и ко всем.
***
– Привет, модернисты! Ну что, совсем замерзли?
Сенил был совсем рядом и активно выдыхал теплый воздух.
– Арт, дружище, ты что, постригся?
– Точнее сказать, побрился. Он совсем, под корень,– сказала Влада, обнимая Сенила.
Арт поддакнул, пожал руку Сенилу и свободной рукой в доказательство снял бейсболку. Засветился сизоватый и гладкий череп Арта. Сенил молчал и смотрел в глаза Арту. Глубокие и серые на этом свету. Арт крутил в руках бейсболку и тоже молчал. Наконец Сенил вздохнул, засунул руки в карманы и тихо со скрежетом сказал:
– Тебе идет.
Сенил еще раз продлил нить своих зеленых глаз в сторону Арта, резко развернулся и пошел в сторону Максима. Макс стоял, опустив голову и стараясь большую часть лица спрятать в шарф, и не выглядел привлекательным собеседником. Тем не менее, через несколько минут Сенил уже смеялся с ним над самым странным анекдотом в жизни, который Сенил вчера услышал в маршрутке. Арт прищурился и подошел к Владе с желанием выяснить причину поведения Сенила. Она переписывалась с кем-то, закатывая глаза, а потом начала сосредоточенно сковыривать вишневый лак с ногтей. Не замечая Арта, она пела песню Боба Марли и пыталась сдуть пряди волос с лица.
– Твои волосы были его гордостью. – Она вскинула голову и изящно сняла с носа вьющуюся змейку соломенного цвета. – Он хотел себе такую же рыжую гриву, как и у тебя, из своих кудряшек, но ничего не вышло. Поэтому он смирился и просто любовался твоими волосами. Но ты побрился. Идолы свои трудно свергать руками своими.
Арт провел левой рукой по лысине и с пафосом ухмыльнулся. Если бы он умел, то изогнул бы в придачу бровь.
Влада рассмеялась. Сенил умел строить себе препятствия и трудности, как дети – города из картона. Он не любил ходить осенью в лес, так как сразу начинал считать опавшие листья и не мог остановиться. Врачи считали это психическим расстройством, но вольнодумцы-модрнисты взмахивали руками, говоря, что это неизлечимое заболевание под названием романтизм. Они знали, о чем говорили.
Осенью модернисты шли в парки, брали Сенила за руки и вели его в самую гущу деревьев. Он извивался, шепотом неудержимо начинал повторять числа, все новые и новые, бОльшие и бОльшие, а они шли рядом и вторили ему. Однажды, в октябре прошлого года, в одну из прогулок Сенил вырвался из рук друзей, раскидал их в разные стороны и побежал вперед. Потом он начал сбавлять скорость, метаться, стараясь найти снова смысл, чтобы ускориться, но почему-то не смог. Сенил остановился, испуганно посмотрел на модернистов, на себя. Они, сначала кричавшие Сенилу и призывавшие его остановиться, потом стали смолкать, переходить на шепот и снова считать. Не смолкая, сливаясь с общим фоновым шумом парка. Сенил распахнул глаза, запрыгал на месте, словно у него под ногами было пламя, и продавил из груди звучание страха: