– Арт, можно тебя? – Все эмоции Сенила пропали, он глухо смотрел на Арта. Арт поднялся и подошел к Сенилу. Пару секунд они молчали, потом Сенил наклонил голову в бок и улыбнулся.
– Своооооолоочи, – протянул Сенил по-отцовски мягко. Он не торопясь развязал ленточку и снял крышку с торта. Еще раз вскинул взгляд на Арта и тут, замахнувшись, резко кинул торт прямо в лицо Арта.
В коридоре было их пятеро: человек, гнавшийся за жизнью, человек, боявшийся не разочароваться в ней, человек с закрытыми глазами, человек, который все принимал и человек с белым, большим, белым бисквитным лицом.
Каждый пережил что-то свое в те секунды, но все те люди были связаны пространством прихожей.
Наконец наваждение прошло, человек с белым лицом молча пошел в ванную, Оля охнула, сползла на пол и снова уснула, Елена растворилась за дверью комнаты, а Сенил с Владой пошли на кухню. Сенил успокоил Владу, выпил несколько рюмок коньяка и уснул. Наутро он спокойно поговорил и расстался с Олей, больше уже без желания с ней продолжать общение, а Арту сказал, что временно не сможет смотреть спокойно ему в глаза, а, значит, и общаться как прежде. Но через месяц они уже снова были близкими модернистами, которые простили друг другу творческие промахи.
А Елена так и не вернулась. После той вечеринки Елена перестала общаться с Артом. Резко удалилась на недосягаемую дистанцию. Она умела из одного поступка человека составлять о нем развернутое мнение и, не вынося на показ свою оценку, действовать независимо от всех дальше. Влада простила Арту тот случай, она просто приняла художественную душу Арта, как она сама говорила, за душевную маленькую болезнь. Сенил простил Арта как друга, без видимых на то причин. Оля долго звонила, утром и вечером, в течение трех недель и одного дня, у нее был собственный график звонков. По утрам она извинялась за содеянное, вечером просила сойтись и быть вместе. Арт деликатно и скользко на все отвечал. Звонки закончились, осталась Влада и Сенил. Они из последних сил поддерживали связь с Еленой, но она все больше превращалась в сумеречную субстанцию из разговоров старых знакомых.
Арт передумал звонить Оле и решил восстановить в памяти все детали внешности Елены, так как давно, уже две недели, не узнавал о ней и ее жизни никаких вестей. Арт вдруг почувствовал несдерживаемый порыв, бьющий из глубины его тела, и начал судорожно копаться в ящиках стола. На пол, кружась, упали черновики, обрывки бумаги, заметки и зарисовки. Вывалились папки, книги, учебники, старые тетради с конспектами. Несмотря на спешку, Арт все действия старался тщательно обдумывать. И вот на его коленях лежали дневники, его старые дневники, давние знакомые и альбом с фотографиями. Порыв стал колотить тело Арта изнутри, обдавая холодом. Это самобичевание было необходимо ему сейчас, но он толком даже не мог объяснить почему. Такое состояние обычно накатывало на Арта после того, как он выпивал или был уже на грани истощения. Арт открыл альбом.
На секунду он представил, что она рядом. Любил ли он ее? Он никогда не мог на это с легкостью ответить. Своим холодным спокойным характером она прожигала его насквозь, запоминалась, как форма разгоряченным металлом, не умела жалеть, а может просто не пробовала. В ней было собрано все, что причиняло Арту боль, заставляло его забывать, для чего он зашел на кухню, что сказали ему минуту назад, заставляло помнить лишь то, почему он сделал что-то не так, почему она так близка и далека. Эта великая машина крутилась на самом горючем топливе, на беспробудном «почему». Неопределенность, самый большой страх Арта, который подгонял его вперед, становилась желанным призовым фондом рядом с Еленой.
Он писал ей письма. В большей массе своей шуточные записки, пожелания хорошего дня, – приятные мелочи жизни. Никогда он так далеко не заходил в романтику, тогда же он был в ней по плечи, расплывался как в улыбке милыми фразами, комплиментами, стихами. Сложно сказать, нравилось ли это Елене. Она могла долго размышлять о чем-то, философствовать, что-то рассказывать, словно о себе. Но в реальности никто практически ничего о ней не знал, она была тихим океаном, без привычек, без зацепок. Только сплошная соленая вода, как слезы. По слухам потом она обзавелась и новыми друзьями, и привычками, к оттаиванию по весне в том числе. Она стала другой, наверное. Время покажет, в какую сторону поведут ее изменения. Но не к нему, не к нему…