« Все, что ни делается, все к лучшему» – Она с серьезным видом наклоняет голову и смотрит за его плечо, словно даже не ожидая ответа или разговора вовсе.
« Смотри, какая потрясающая!» – Она садится на колени, роется в телефоне, а потом включает музыку. – «Неоклассика. Как весна после зимы, да?» – Она в восторге.
Она.
Итак,
« Елена, дорогой друг мой,
Как много вещей хотел бы я сказать тебе. Однажды я придумал целый ворох писем, где каждое что-то расскажет тебе обо мне. Один факт или одну историю. Всего я хотел написать тебе семьдесят таких писем, ведь семь – твоё любимое число. Но потом я понял, что не могу тебе так сильно себя навязывать. Я забросил письма и пошёл жить вперёд, хотя, я думаю, после того я пошёл назад, в своё прошлое, но раз не принято так говорить, то я не буду усложнять тебе прочтение этого письма.
Ты будила во мне самые разные эмоции. Однажды я так злился на тебя, когда пришёл и сел у дверей твоей квартиры, на лестнице, ожидая, когда ты выйдешь, чтобы поговорить о том, что я скучаю. Я был готов сказать тебе все, что в другое время приходится выскребать из души и тянуть из скрытых уголков подсознания. Но ты не вышла тогда. Я сжёг ровно 12 спичек и выкупил ровно 14 сигарет. На последней, четырнадцатой, я подумал, что так не бывает, что ты обязана появиться до того, как я встану со ступенек и уйду в вечер за окном. Тогда ещё мне не поведали о том, что судьба работает от обратного. Если ты хочешь кого-то встретить на улице, ежечасно, то этого обязательно не произойдёт. Отдались в мыслях, чтобы стать ближе. Кроме этого я никогда боле на тебя не злился. Я всегда был только благодарен за то, что ты была, что я мог поговорить с тобой. Когда ты была счастлива, я за нас обоих благодарил рок изобилия за щедрость и за то, что он позволил увидеть мне радость самого близкого человека.
Когда я потерял тебя, ты стала ближе ко мне, чем когда-либо. Ты занимаешь такое место в моей голове теперь, что там не хватает воздуха даже таким вещам, как планы с модернистами и мысли о самих модернистах, и даже как мысли о голоде и желании спать. Елена, я изворачиваюсь, испепеляюсь, вылезают вон из кожи, кажется, что уже и неоткуда течь словам и слезам, потому что нет глазниц, нет рта. Я виновен в том, что произошло.
Больше всего я сожалел тогда о том, что не попросил у всех, и у тебя, прощения, что не запомнил чётко, какой ты была в последнюю нашу встречу. Я не мог физически принять осознание, что больше мы не увидимся. То, что мы сейчас в разных мирах, обществах и страхах – не преграда, как сказали бы многие, наверное. Но для меня – да. Нет сил вытащить себя из этого омута и без головы кинуться в другой, чтобы спасти тебя, чтобы ты снова была рядом. Я слаб, я жалок.
И теперь, именно сейчас, я хочу сказать тебе, Елена. Я люблю тебя. Люблю больше всего, что было-есть-и будет. Прости меня за то, что причинил тебе столько боли. Я причинил этим не меньшую боль и себе самому. Все должно уравновешиваться. Я не жду ответа от тебя, я лишь говорю это тебе. Возможно, это тебя обрадует, и ты улыбнёшься, возможно, не станешь даже читать это письмо. Но я все равно буду знать о вероятности того, что я буду прочтен тобой, мой милый друг. Я мог бы писать тебе каждый день стихи, как Александр Блок, мог бы присылать даже после своей смерти тебе твои любимые цветы. Но ты не любишь этого. Если захочешь, я напишу тебе заново те письма, что так и остались в моей голове. Описание – основа жизни, на нем стоит и не шатается наша судьба, от него зависят наши знания. Я опишу тебе всего себя без остатка, и будет это моим подарком тебе вместо цветов. Я люблю тебя.
Будь счастлива всегда и помни, что любое испытание призвано тебе в помощь.
С искренностью и теплом,
Арт»
Арт смахнул со лба невидимую прядь волос. Поправил ворот рубашки. Писать дальше становилось все тяжелее, словно на него наваливалась все больше неподъемная глыба под названием самопознание. Арт положил правый локоть на стол, за который он уже успел пересесть, и загородил собой письмо. Глубокая шахта в самом себе, из которой он вместо черного угля доставал вязкое, потайное, сильно ныла. Хотелось закрыть невидимую брешь в груди руками, зажать со всей силы и зарыдать. Но Арт по неизвестной причине нестерпимо хотел дописать это откровение и поставить точку только в самом его конце. Поэтому он по памяти восстановил восемь ненаписанных Елене писем.
Он исписал девять листов. Все они были разными, так как найти такие же лазоревые, как и первый, не удалось. Почерк стал на этих листах корявей, но с большим количеством завитков. В целом, все написанное Арту не понравилось, но он решил все равно передать это большое сборное письмо Елене. Моментальный порыв – самый искренний, как говорят умные люди. Придерживаться их советов все же иногда приходилось. Поэтому Арт пронумеровал все листы, еще раз перечитал, затем аккуратно сложил их и убрал в конверт. Белый и самый обыкновенный. Подумав, Арт немного украсил конверт, ручкой добавив изысканных узоров, отдаленно напоминавших ветви деревьев с причудливыми листьями. Арт улыбнулся. Впервые за долгое время не окружающему миру, а самому себе.