Вот почему простая экономическая схема здесь не работает. Но работает другая. Когда два года назад сотрудники En+ сами устроили себе на Байкале субботник, мусор пришлось вывозить с одной небольшой точки КАМАЗами. И тогда на следующий год они решили пригласить волонтеров. А в этом году пригласили вдвое больше волонтеров и протрубили об однодневной акции на всю страну. И что изменилось?
«В этом году, – сказал представитель En+, – у фотографов могут быть проблемы с картинками. Потому что в первый год мусора были горы. А на второй год поменьше, хотя деревянные таблички, которые мы поставили, пустили на костры, и мы теперь ставим металлические. А на третий год, то есть сейчас, еще меньше, хотя место то же самое».
То есть метод, похоже, понемножечку действует.
Я говорил со многими волонтерами. Это все были ребята-тинейджеры. Говорят, приезжали и пенсионеры, но на них охотились фотографы, и они заметали следы. Тинейджеры были замечательные – из иркутских школьных парламентов, из Российского союза молодежи, у мальчишек которого была мода на восточные шаровары, парусами плещущие на ветру, так что не догнавшие пенсионеров фотографы нашли, чем утешиться. Запись в добровольцы шла через интернет, но взрослые, возможно, считали чересчур тяжким бременем вставать в 5 утра и трястись 9 часов автобусом туда-обратно с бутербродом в котомке плюс горбатиться с мешком для мусора в руке.
А меня напрягал единообразный ответ на единственный вопрос, который я задавал: почему люди гадят на запредельной красоты берегах?
«Потому что дебилы».
«Потому что их не воспитали».
Меня это напрягало, потому что передо мной были умные, ответственные дети – и я не понимал, откуда потом берутся безответственные взрослые…
А впрочем – что это я?
День был прекрасен. Погода менялась ежеминутно, и ежеминутно менялся Байкал. К концу дня 24 полных мусоровоза вывезли 2100 мешков с мусором, среди которого было 35 % пластиковых бутылок, 15 % бутылок стеклянных, а прочее по мелочам, включая чемодан с чайником внутри, упаковку в 100 памперсов, пару унитазов и одно разрешение на ввоз в Россию мяса из Дании и Канады.
Ну да, я понимаю, что вы улыбаетесь, и я сам улыбаюсь.
Хотя иногда хочется выть, – да только, как говаривала героиня Окуджавы, хорошее воспитание не позволяет.
Я всю жизнь мечтал побывать на Байкале, но все не складывалось. А тут, по иронии судьбы, через три недели после чистки байкальских берегов от мусора, прилетел снова. И во второй раз мне показали многое из того, что я не увидел в первый. Например, тот крутой берег, с которого, согласно легенде, был пущен под откос поезд с золотом Колчака (почему это золото никто не достал? А потому что там глубина – километр!). А еще показали недавно построенную внушительную базу МЧС, добавив, что вообще-то на Байкале спасать особо некого и не от кого, так что наверняка главная задача МЧС – золото со дна все же достать. Ну, а главное, я увидел, как загажен Байкал даже не банками-склянками, а постройками местных нуворишек. Этими чудовищными, вне архитектурной истории или культурной логики сооруженьищами, растопыривающими по-хамски пальцы, перемежаемыми заброшенными индустриальными постройками и шалманами с надписями «Живые медведи».
Местные мне объяснили, что единственный шанс спасти Байкал – объявить все его побережье федеральным заповедником, подчиняющимся непосредственно Москве, и любую постройку – хоть лодочный сарай – согласовывать только с Москвой. И объявить для начала Листвянку особой зоной.
Но я понимаю, что сделать это абсолютно невозможно.
Абсолютно по той же причине, по какой невозможно объявить всю Россию мировым заповедником, подчиняющимся напрямую Парижу, Лондону или, не знаю, Дугласу Томпкинсу, что ли.
#Россия #Владивосток
В поисках утраченного (недавно) времени
Теги: Московские самосвалы на Дальнем Востоке. – Сравнительный анализ системы времен в английском, французском и русском. – Сатирик Задорнов и падшие женщины Владивостока.
Среди того, что делает Россию единой (помимо оцеплений ОМОНа, Дня Победы и оливье на Новый год), можно отметить и небрежение недавней историей. Недавнее прошлое считается рухлядью, а не сокровищем.
Мысль о том, что и большая история является у нас не ценностью (ценность – это то, что нельзя изменить, вроде картин Рембрандта), а скорее черновиком, меня занимала давно, но окончательно заняла (как войско занимает города: да, я перед нею пал) пару недель назад, на берегу Тихого океана, хотя это мог быть не океан, а озеро, река, Обь, Ока, Уводь, – всюду одинаково. Но так легла карта – как минимум географическая.