Но зато уже через месяц в футбольной загородке краснодомовских дворов меня в нее пихнули словами: «Это Литва, Тараса кореш» – И мы зарубились в дворовый футбол, где сначала меня, как самого неумеху, ставили исключительно на ворота. Хорошо, что они были маленькие и в основном надо было подставлять под мяч самого себя. И главное – не бояться, что сейчас нос разобьют! (Ну и дворовой лексики набирался, нельзя было из коллектива выделяться.) А уж потом, потолкавшись пару лет в загородке и научившись попадать по мячу, поиграв без суеты и толкучки трое на трое в коробочке, я перебрался на площадки побольше, определившись окончательно в полузащиту. И там играл долго, в том числе и на настоящих полях, рядом с Шуркой, у которого любовь к футболу была на первом месте. Кстати, сильно спасая его от бытового дворового пьянства. Как и меня, впрочем!
«Нет, мне не наливай, не могу, завтра игра», – такая отмазка прокатывала. Но не всегда, так как реальный взрослый футбольный мир держался на правиле: «Пивка для рывка, водочки для обводочки!»
К десятому классу быстрое ухудшение зрения и проблемы колена оставили меня без большого футбола навсегда. Но до сих пор тянет выскочить на поле, а любовь и, надеюсь, его понимание остались на всю жизнь! И просмотр хорошего матча предпочту любому театру или кино.
Таким образом, с внедрением меня в краснодомовскую среду одной большой проблемой в школьной жизни стало меньше, но сколько новых появилось! Теперь они кажутся смешными, но тогда все нюансы отношений с девочками в классе, распределение грузов для совместных недельных походов летом по окрестностям Ярославля во главе с нашей англичанкой Ольгой Сергеевной, даже поиск модного спортивного мешка для посещения тренировок, представлялись очень важными.
Однако, коренная перестройка моего сознания и, соответственно, поведения произошли на удивление быстро. Через полгода я уже требовал у родителей купить мне ватник и фетровые ботинки «прощай молодость», чтобы быть в новой дворовой компании как все! И не выделяться в коллективных вечерних выходах на каток стадиона «Шинник», где, кроме всякого рода забав на льду, проходили разборки разного рода с пацанами из других компаний. Но довольно редко: на краснодомовских мало кто задирался, известность была солидная.
Росту моего авторитета среди пацанов неожиданно способствовала наша поездка с бабушкой в Киев летом после 4 класса. Там жила ее родная сестра Лиза, полненькая разбитная и веселая тетенька, совершенно не похожая на строгую, худощавую и относительно высокую бабушку Лиду. И ее дети с семьями, в общем, вся наша украинская родня, разбросанная по всему городу. Дома бабушка Лиза практически не жила – кочевала по квартирам детей и вместе с оказанием им всяческой помощи устраивала «веселую жизнь!», как сама потом смеялась! На мой вопрос, а что это такое и как будет по- украински она отвечала « та, веселя життя, щоб вона им медом не здавалося!». Но на украинском не любила разговаривать, хотя лихо включала «мову» при контакте, с милиционерами. Например, после пересечения Крещатика в неположенном месте, на которое сама меня и подбила. И очень не любила природных хохлов за жадность и скопидомство. Называла их редкими жлобами и даже нелюдями: «От обжорства лопнут, но с умирающим от голода не поделятся». Видно нелегко ей пришлось в свое время, с двумя детьми и без погибшего мужа. Я её как-то попросил показать мне среди киевских «громодян» таких жлобских обжор, но она сказала, что они все на хуторах сидят и «ховаются».
Ее сын Юрий, «гарний хлопець», после армии женился на дочке академика. Как она прокомментировала этот случай , исключительно для меня на мове: «скочив с грязи в князи»!
Академическая квартира около Крещатика, в которой была даже отдельная комната для бильярда и библиотеки (с полным собранием серии «Библиотека приключений», а также Жюль Верна, Фенимора Купера и иных подростковых авторов, фамилии которых я даже не знал), напоминала мне музей.
Неуютно я там себя чувствовал даже с бабушкой Лизой, которая почему-то звалась Карповна, а не Карловна. Смелости не хватило сразу поинтересоваться, почему?
(А за день до отъезда я все-таки задал бабушке Лизе этот, как мне тогда казалось, неприличный, вопрос. Но ее ответ еще больше запутал ситуацию: «Почему? Да чтобы среди этих хохлов немецким отчеством не светиться. Пидмазала тут одного в паспортном столе – вот он мне буковку-то и подправил. Был Карл, царствие ему небесное, стал Карп. Делов-то!» Это как же понимать: значит, папа моей бабушки, а, значит, и мой прадедушка был немцем? Какой ужас! Подробности этой непонятки потом, уже в Ярославле, выпытывал у своей мамы.)