Натали передернула плечами: «Я что, жалею его? Очень надо! Мне нисколько не лучше сейчас, а меня никто не жалеет!»
Но Роланд не искал сочувствия, и, кажется, даже не догадывался, о чем думает сейчас девушка.
— Пойдем, — он потянул ее за собой в сторону Центрального парка.
Малый Центральный парк располагался на нескольких платформах. Если смотреть на него сверху, то платформы, соединяясь, словно образовывали цветок, каким его рисуют дети: сердцевина и семь круглых лепестков. На каждой платформе — лепестке воссоздана была флора и фауна континента, который он представлял. Континентов давно уже не было: Примариус превратился в один-единственный многоуровневый перенаселенный город. Но Натали, конечно, посещала уроки естествознания и знала, какой планета была прежде, в первые годы колонизации. Правда, родившаяся и выросшая на Примариусе, она нисколько не сожалела об утраченном и не понимала экологов, бьющих тревогу. Все же хорошо: климат-машины справляются, воздуха всем хватает. Даже суррогатную еду научились создавать — никто не голодает… Правда, суррогатную еду она ела только последнюю неделю, а до этого всегда питалась обычными продуктами: овощи, фрукты, животных выращивали на маленьких фермах специально для жителей Верхнего уровня. И, если честно, суррогатная еда, хоть по вкусу и мало отличалась от настоящей, но уже успела набить ей оскомину. Да и климат-машины, оказывается, не так хорошо справлялись со своими задачами на нижних уровнях… Но жить можно. По крайней мере, это сейчас занимало ее мысли меньше всего. И Роланд, наверняка, привел ее в парк не для того, чтобы об экологии говорить…
Натали, занятая мыслями, поняла, что они пришли на место только тогда, когда Роланд тронул ее за плечо. Ната огляделась — здесь она уже бывала, и не раз — Роща Слез. Она не представляла, почему роща так называется, хотя поэтичное название всегда ей нравилось. Два года назад они с Джеком заблудились здесь. Ну, как заблудились — настоящая опасность им не грозила: у каждого на руке браслет, нашли бы за считанные секунды, если бы подростки пожелали найтись… Натали казалось тогда, что Джек специально завел ее вглубь рощи, чтобы поцеловать, и покорно следовала за ним, волнуясь и смущаясь. А Джек, как выяснилось, просто баловался и играл в космический спецназ, высадившийся на незнакомой планете… Джек…
— И что? — спросила она, невольно разозлившись. — Зачем ты меня сюда привел? Я эту рощу видела сто раз!
— Я уверен, ты не знаешь, что это за место на самом деле, — ответил Ройл, загадочно улыбаясь при этом. — Я здесь похоронен.
— Что?! — Ната даже отступила на шаг, мурашки побежали по коже. Нет, она просто ослышалась, ведь так?
Роланд, пользуясь ее растерянностью, бесцеремонно взял ее за руку и повел за собой. И привел к маленькому деревцу, совсем еще юному.
— Моя могилка, — сказал Ройл, он уже откровенно потешался над смятением Натали.
— Ты сумасшедший, да? — Ната так искренне недоумевала, что Ройл, не удержавшись, расхохотался своим заразительным смехом.
— Ну, ладно, не пугайся, — сдался он. — Это всего лишь старая, немного зловещая традиция Академии. Когда мальчики поступают на обучение — считается, что они умирают для всего остального мира. В первый день первого учебного года все новички идут в парк и сажают дерево. Не саженцы, а именно семена — такие символические похороны. Прорастают не у всех, а мое выросло. Как думаешь, хороший знак?
Ната пожала плечами, она до сих пор была немного ошарашена. Веселость Роланда казалась ей неуместной.
— Ничего смешного я в этом не вижу… Своими руками копать себе могилу — бррр…
Ройл тоже стал серьезен.
— В тот день мне тоже было не до смеха. Все, что я знал и любил осталось позади, в прошлой жизни, и возврата назад не было. Я ничего не мог изменить, даже если бы хотел. И, пожалуй, чувствовал только отчаяние. Мне казалось, что я угодил в ловушку. Если учесть, что за первые дни пребывания в Академии, я умудрился схлопотать два внеочередных дежурства и одно наказание розгами, не трудно понять, что мне не только хотелось выкопать самому себе могилу, но и улечься туда, избавившись от многих неприятностей. Наш наставник отлично понимал, что чувствуют новобранцы, когда-то сам был таким… Он был суровый, даже жестокий… Но в тот день сказал то, что я запомнил на всю жизнь…
Роланд помолчал.
— Мудрость не велика. Но мне, четырнадцатилетнему пацану, эти слова показались тогда откровением. Он сказал: «Для того, чтобы началось что-то новое, старое должно закончится. Оставляйте прошлое в прошлом и никогда не сожалейте о нем». Мы не себя должны были похоронить, а свое прошлое…
Ройл вдруг вложил в ладонь Натали маленький продолговатый предмет. Она разжала пальцы и увидела коричневое семечко.
— Что это? — спросила она.
— Твое прошлое, — ответил Роланд. — Давай, похорони его. И больше не сожалей.
Натали опустилась на колени в мягкую траву, ее будто разом покинули все силы. Какое-то время она просто сидела, глядя на семечко на своей ладони. Роланд не торопил, не уговаривал, просто стоял за ее спиной, и Ната даже была благодарна за его молчаливое присутствие. И она вдруг торопливо, словно опаздывала куда-то, а на самом деле опасаясь, что решимость ее иссякнет, вдруг стала голыми руками разрывать землю, выдергивая пучки травы, не думая о том, какими безобразными станут ее ногти, и том, что одежда будет испачкана травяным соком. Она трудилась словно в каком-то исступлении, а потом, когда дело было сделано, упала ничком на маленький холмик земли и зарыдала.
Ройл присел рядом, он не трогал ее, грыз травинку и смотрел на небо. Морда, выпущенная из переноски, подошла к Натали, понюхала ее макушку, муркнула и, не дождавшись ответа, отправилась исследовать парк. Она, не привыкшая к ощущению почвы под ногами, вышагивала на них, словно на ходулях. Хвост, однако, был гордо поднят — Морда готовилась покорять неизведанное.
— Молодец, смелая девочка, — сказал вдруг Роланд.
И когда Натали подняла голову и посмотрела на него, подбирая язвительные слова, добавил, обезоруживающе улыбаясь:
— Это я не тебе.
И ведь не поспоришь. Натали перевернулась на спину и тоже стала смотреть наверх.
— Спасибо, — сказала он тихо-тихо, надеясь, что Роланд не услышит.
Часть девятая
Натали лежала-лежала и сама не заметила, как глаза ее закрылись. Накопилась усталость, а спать удавалось редко, урывками. Она никогда раньше не подумала бы, что сможет уснуть, лежа на голой земле, не опасаясь испачкаться или выглядеть глупо. В чувство ее привел звук сигнала браслета Роланда. И Натали тут же, как солдатик, услышавший команду «подъем», села и принялась отряхиваться, собираясь в путь.
Роланд, однако, не двинулся с места. Не протянул ей руку, чтобы помочь встать. Лицо было серьезным, губы сжаты. Ната даже испугалась.
— Что? — спросила внезапно осипшим голосом.
— Сядь. У нас еще пять минут есть в запасе. Надо поговорить.
И от этих рубленных фраз, похожих на приказы, Ната испугалась еще больше, даже спорить не стала. Уселась, поджав колени, а одной рукой сгребла в охапку Морду, опрометчиво проходившую мимо, прижала к себе. Морда изумленно фыркнула, но вырываться не стала.
Роланд не стал оттягивать начало разговора, начал с главного. Натали словно холодной водой обдало, она сидела, заледенев.
— Я должен тебя вернуть, принцессочка. Я вижу, что столкнулся с чем-то, чего не понимаю и не знаю, как с этим бороться.
— Ты бросаешь меня? — прошептала Ната, в ту же секунду решившая, что если так, то она тоже бороться не станет. Подойдет к краю платформы и…
Роланд что-то такое увидел в ее глазах, моргнул, лицо его стало на мгновение совершенно детским, растерянным. И он вдруг дотянулся до нее, а потом прижал к себе, обнял, словно укутал со всех сторон. Ната почувствовала его подбородок на своей макушке. И сразу стало тепло и спокойно. Морду она так и не выпустила из своих рук, и та вяло перебирала лапами, устраиваясь поудобнее. Ната даже улыбнулась, представив со стороны их троицу: кошка на руках у Наты, Ната на руках у Роланда.