— Я выпью и слечу с катушек? — грустно спросила она, догадавшись.
— Ага, цыпленыш. Весело будет. Но Роланд не даст тебе покалечиться. И никого не даст покалечить. Да, вояка?
Умница, собирал со стола посуду и складывал ее в посудомоечную машину, он, казалось, не обращал ни малейшего внимания на происходящий разговор. Но вдруг встрепенулся и повернулся к Понтию на своих трясущихся ногах.
— Хозяин, еще не все птенцы покинули инкубатор. Я не хочу, чтобы кого-то покалечили. Давайте подождем.
Натали не знала, плакать ей или смеяться. Это они серьезно? Она кого-то покалечит? Своими тоненькими ручками?
— А может ей полезно будет? Наших ребят не так легко одолеть… Еще неизвестно, кто кого… Хм…
Он замолчал под двумя взглядами — тяжелым Роланда и грустным Умницы. Умеют ведь делать программы, подумалось Нате, он словно действительно переживает.
— Ладно. Сообщи, когда мы останемся втроем здесь.
За несколько минут молчаливого ожидания, Ната успела накрутить себя чуть ли не до икоты, так ей было страшно. Ройл сжимал ее побелевшие пальцы. Потом Умница сказал:
— Все чисто.
Ната еще подумала, что звучит это из его уст смешно и глупо, будто он парадирует какого-то супергероя, а в следующую секунду уже почувствовала горький вкус капель у себя на языке и услышала голос Понтия.
— Братишка, отойди от нее пока.
— Нет, — ответил Ройл.
А потом…
Сначала почти ничего не происходило, но словно стало легче дышать. Натали почувствовала, как легкие ее наполняются кислородом, и секунду спустя поняла в чем дело: она сидела зажавшись, сгорбившись, но вот распрямила плечи, точно сбросив с них невидимый груз. Страха как не бывало. Мир вокруг вдруг наполнился звенящей ясностью, приобрел яркие краски и четкие контуры. Она замечала каждую трещинку на столе, каждую пылинку, играющую в лучах света. Слышала и различала множество звуков, прежде сливающихся в единый шум — теперь каждый из них звучал отдельно от других: свист ветра за окнами, скрип шарниров Умницы, хриплое дыхание Понтия… Она подняла на него глаза и теперь, глядя без страха, прямо и открыто, могла разглядеть каждую черточку его лица — каждую морщину, каждую пору. Седые волосы, пробивающиеся в русых волосах, так вот еще из-за чего он казался ей серым. Кожа на лице словно припорошена пылью. Стальные глаза следили за ней пристально с интересом… И с испугом?
И кажется именно страх, проступивший на его лице, невидимый никому, кроме Наты, явился тем спусковым механизмом, что привел в действие нечто, что скрывалось внутри нее.
Ей казалось, что она медленно и плавно поднялась из-за стола, удивившись мимолетно, что так безвольно упала рука Роланда, до этой секунды обнимающая ее. Лишь потом, спустя несколько часов она узнала, что на самом деле оказалась на ногах мгновенно, так быстро, что стол отлетел в сторону, отброшенный с невероятной силой. Стол — единственное, что отделяло ее от Понтия, и Нате стало смешно от того, какая незначительная и слабая преграда встала у нее на пути. Она взяла Наблюдающего за руку чуть выше локтя, почти ласково, двумя пальцами и заглянула в глаза — словно нырнула. Ната даже не поняла, почему он разинул рот в крике, скорчился, съежился на один бок, пытаясь выскользнуть из ее пальцев. Она даже не была еще слишком зла, так, огоньки ненависти плескались где-то в глубине, но настоящего пожара еще не было. Хотя иногда они становились ярче и обжигали больнее, в тот момент, например, как Ната вспомнила мерзкую вонючую руку Понтия на своем лице. И в эту секунду пальцы ее сжались сильнее, что-то хрустнуло под рукой, словно карамельная палочка… Сладкая карамельная палочка… Лицо Понтия исказилось ужасом, он уже даже не кричал — сипел. Кожа стала серая, рыхлая. Он сгибался, почти падал на пол. Мешал Нате: ей надо было смотреть ему в глаза. Она еще не поняла зачем, но чувствовала, что это важно. Чтобы ей было удобнее, она взяла его за другую руку, заставила стоять прямо. Рот Понтия был открыт, по подбородку протянулись ниточки слюны, он больше не кричал. Ната увидела, как слева к ней приближается фигура, медленная, неповоротливая, слабая… Умница. Имя пришло в ее память, словно из дальнего далека. Забытое, стертое, точно прошла тысяча лет с их последней встречи. Она, не отвлекаясь от главного дела, толкнула в сторону Умницы скамью, и та, с большой силой, ударившись об него, свалила андроида на пол. Слабые ноги Умницы сыграли Натали на руку. И тут сквозь параллельные ряды звуков (Ната не знала, как еще лучше описать то, что она слышала сейчас, ведь звуки шли не пересекаясь, словно отдельные дорожки трека) она услышала голос.
— Натали, девочка, отпусти его… Ты имеешь право, но он уже получил сполна…
Роланд… Почему она так хорошо помнит его имя? Ната, настоящая Ната, та, что пряталась сейчас в звенящей пропасти, полной искр, огня и ярости, на секунду открыла глаза. И пальцы, сжимающие руки Понтия, сдавливающие плоть до кости, на мгновение разжались. Но только на мгновение…
Буря снова поглотила ее.
Заглянуть в глаза — это было единственное важное и значимое сейчас. И Понтий, устав бороться, тоже, наконец, взглянул на нее. Ната видела радужку, светло-серую, сейчас помутневшую и выцветшую от боли. Потом погрузилась глубже — в черноту и тишину зрачка — колодца. И вот она уже летит одна в темноте, то ли падает, то ли парит. Постепенно вокруг нее начинают пролетать крошечные звезды, похожие на пушистые клубки лучей. Она взяла одну из них в ладони и увидела внутри себя маленького мальчика с русыми волосами, стоящего на краю обрыва и смотрящего вверх. Странное место — словно гигантский бесконечный парк, но он находится не на платформе, парящей в небе. Этот парк на самой поверхности. Обрыв над рекой, темные воды ее отражают звезды… Что это за планета? Мальчик обернулся и посмотрел на Натали.
Она выбросила клубок — звезду, словно обожглась, но звезда уже почернела, погасла и развеялась пеплом, едва Ната выпустила ее из рук. Натали догадалась, что причиняет сейчас мальчику почти невыносимую боль. А он так мал и беззащитен…
И все же — нет, он не достоин ее сожалений.
Ната летела дальше, и звезд, окружающих ее, становилось все больше. От ее прикосновений они гасли и осыпались, как прогоревшие дотла угольки. Мальчик, юноша, взрослый мужчина. Дома, планеты, корабли. Люди, люди, люди, люди… И вдруг, что это? Ната увидела молодое, но такое знакомое лицо. Она бы ни за что не перепутала эти густые брови, эти жесткую линию губ, а глаза были еще более насыщенного синего цвета, чем она запомнила. Отец…
— Я даже на это согласен. За одну только возможность увидеть ее — я готов на все, — сказал он.
О чем он? Ната вся обратилась в слух, пытаясь запомнить каждое слово. Понтий, который выглядел гораздо моложе себя нынешнего, произнес несколько слов. Но Ната почти не различила их, потому что в эту секунду ее будто на скоростном лифте подбросило вверх.
— Не забывайте… Придет время… Отдать долг… — все, что она успела расслышать.
Ната увидела над собой потолок. Реальный потолок реального мира. Покрытый разводами, пятнами плесени. Ее словно вырвали из глубокого сна, когда какое-то время не можешь понять, где ты и что происходит. Но Натали пребывала в растерянности не больше секунды, сориентировавшись в пространстве. Вон Умница барахтается на полу — неужели так до сих пор и не поднялся? Краем глаза увидела Понтия — этот без движения и, судя по всему, без сознания. Чьи же руки сжимают ее так сильно? Ната знала, однако, что без труда разорвет эту хватку, но при этот сломает, искалечит их. А она… Вот так сюрприз! Вовсе не хотела сделать ему больно!
Роланду…
Он лежал на полу, прижимая к себе замершую Натали. Видимо, не удержался на ногах, отрывая ее от Понтия. Шептал ей в ухо какие-то слова, смысл которых Натали пока не могла осознать. Но эти слова оставляли от себя ощущение чего-то мягкого, пушистого и теплого, словно пух, укрывали и согревали ее. «…ше… фа… шо…»
А потом проступили, наполнялись ясностью.
— Тише, тише, моя девочка. Все хорошо, все хорошо…