Ната обвила его руками за шею, приблизила лицо к его лицу, глаза ее были закрыты.
— Роланд, — прошептала она.
Он почувствовал поцелуй на своей шее, на вене, что билась сейчас, пульсировала одновременно с бешено колотящимся сердцем. Ее губы скользнули ниже, в ямку между ключицами. Ройл чувствовал, как голова пошла кругом. Но остановить ее не мог, и… не хотел. Даже если эти прикосновения лишь прелюдия к боли. Пусть.
Она запустила тонкие пальцы в его волосы, распрямляя, распутывая пряди. Провела ладонью по его губам, а потом накрыла их своими губами.
Часть двадцатая
Ната повлекла его за собой, откинулась назад, не разнимая сомкнутых на его шее рук. И Роланд позволил себя увлечь, чувствуя лишь жар и биение сердца. Поцелуи горьки, как соль, но хотелось выпить их до дна. Но отчего она так бледна, даже легкого румянца нет на щеках? И хотя она все так же подставляла лицо под поцелуи, и сжимала его плечи, но Ройл почувствовал, как пальцы ее холодны и будто безвольны.
— Ната… — прошептал Роланд, отстраняясь. — Что мы делаем? Я пришел тебе песенку спеть и пожелать доброй ночи.
Он пытался обернуть все в шутку, но Ната закусила губу: вот-вот и расплачется.
— Ну что ты… что ты… глупая моя принцессочка…
Он вновь прижал ее к груди, но огонь уже затихал, лишь искры тлели в груди, покалывая больно. Что это было сейчас? Ее крик о помощи? Последняя возможность ощутить жизнь? Потому что завтра может случится что-то страшное… Что-то необратимое…
— Просто расскажи мне, — тихо сказал он, боясь спугнуть эту хрупкую тишину. — Ничего не бойся…
— Ты не знаешь, кто я, Ройл… Что я… — прошептала Ната, и он слышал в ее голосе подступающие слезы. — После этого ты меня точно поцеловать не захочешь уже больше никогда…
— Ну, это вряд ли.
Он провел ладонью по ее щеке — щека была влажной. Ревет… И платка нет под рукой. Да, какой, платок, о чем ты думаешь, Роланд… Какой же кромешный ужас она, должно быть, сейчас чувствует… Девочка, избалованная вниманием и любовью всех, кто ее окружал, оказавшаяся на самом дне бездны.
— Нет, нет… Ты просто не знаешь! — горячо заспорила она. — Ничего обо мне не знаешь!
Ройл хотел открыть ей, что знает уже достаточно, но тогда пришлось бы рассказать о Скандоре, а раньше времени не хотелось ее обнадеживать. Она пока справляется.
— Так объясни, — просто сказал Роланд. — Расскажи мне все.
Ната замолчала на несколько минут, обдумывая, всхлипывая. Ройл чувствовал, как вздрагивают ее худенькие плечи, но не торопил. Время еще было. Во всяком случае, он хотел в это верить…
— Я… покажу… — сказала, наконец, она. — Так проще… Но тебе, может быть, будет немного больно, когда я нырну. Ничего?
— Ерунда, — бодро ответил Роланд, он и правда считал, что это меньшая из бед. Пусть хоть покусает его, только перестанет реветь.
— Ладно…
Ната выпуталась из объятий и села напротив, теперь она глядела на него в упор.
— Смотри на меня. Не отводи взгляд только. И не дернись, от этого больнее будет.
— Ничего, что темно? — Роланд не боялся, а серьезность Наты его даже немного, самую капельку, забавляла, вот он и решил ей подыграть.
— Ничего, — ответила та строго. — Достаточно света. У тебя глаза… Такие красивые… Как темные звезды…
Она уже была не здесь, где-то далеко, голос звучал все глуше. И вдруг Ролан ощутил, что ему в мозг словно воткнули лезвие ножа. Он чувствовал нечто подобное и в прошлый раз, когда Ната заглянула в его сознание, но сейчас ощущения были намного острее. Похоже, она действительно набирает силу. Хорошо, что у Роланда остались навыки и рефлексы симба: он не стал сопротивляться вторжению чужого разума, позволяя ему слиться со своим, а в памяти помимо воли возникла та самая считалочка.
Раз, два, королева жива…
Он стоял на земле, не на сером бетонном покрытии, которым была затянута поверхность Примариуса — на почве, покрытой травой. Ройл подумал было, что это Малый Центральный парк, но нет: небо было слишком высоко, а взгляд скользил до самого горизонта, до гряды небольших холмов, подпирающих горизонт, и видел лишь бескрайний простор. Ни зданий, ни воздушный трасс, лишь тишина, ветер и бесконечность неба над головой.
— Где я?
— Смотри, — голос Натали словно шептал ему на ухо.
Роланд пошел вперед, понимая прекрасно, что это лишь видится ему, что это нереально, но все же ощущал все и видел до мельчайших деталей. Копнул носком ботинка землю, она была сухая, искрошилась в пыль от его усилия. Давно не было дождя…
Что это за планета? Было в ней что-то неправильное, чуждое. Ройл присел на корточки рассматривая почву: трава белесая и тонкая, похожая на седые волосы. Поднял голову вверх: казалось, что тонкая пелена затянула небо, но, когда присмотрелся, понял, что это его естественный цвет — синева лишь едва проявлялась на нем, словно ее тщательно разбавляли, пока не оставили лишь слабый бледный оттенок.
— Чьими глазами я смотрю? — спросил он, понимая, что Ната лишь передает ему то, что у видела в сознании кого-то.
— Смотри, — вновь ответила она и ничего больше.
Роланд пошел вперед. Он бывал не на многих планетах, но эту не мог узнать. Хотя, признаться, было что-то в ее облике неуловимо знакомое.
Он дошел до обрыва и посмотрел вниз, на кипящую, пенную воду. Из нее поднимались, цепляясь за каменистый берег, тонкие алые ростки, похожие на нити, обвивали валуны прозрачной сеткой, кое-где распускались бахромой розовых соцветий. Роланд никогда не видел раньше ничего подобного. Он прикоснулся пальцем к бутону, и тот вздрогнул, сворачиваясь в тугой комок.
Вода бурлила, но вовсе не от того, что встречала на своем пути пороги. От поверхности поднимался пар, и Роланд ощутил тепло, когда поднес ладонь: вода действительно кипела.
Он совсем не понимал, зачем Ната показывает ему эту планету и как она может быть связана со всей этой историей. Но вопросов больше не задавал — ждал.
Время вдруг сделало скачок, стремительно сгустились сумерки — наступила ночь. Погода ясная и видны звезды, значит Роланд легко определит, где он находится сейчас, курс астронавигации всегда был одним из его любимых. Но чем дольше он смотрел, тем сильнее недоумевал: небо было знакомым. Это небо он изучил так хорошо, что мог, закрыв глаза, назвать все созвездия. И не удивительно, ведь он видел это небо каждую ночь. Правда, когда находился в Альтитуде, ведь на нижних уровнях едкая городская дымка затягивала звезды.
Небо Примариуса. Как такое возможно?
Он поднялся на холм, осматриваясь, пытаясь понять. И вдруг дни с молниеносной быстротой начали сменять друг друга. Дни и ночи мелькали с огромной скоростью, словно кто-то неведомый щелкал, балуясь, огромным выключателем, погружая мир в темноту, и вновь зажигая солнце.
Роланд зажмурился, наблюдая мелькание теней из-под закрытых век. Но вот опять все застыло, заполненное ясным дневным светом.
— Смотри, — услышал он шепот Натали.
Небо прочертила серебристая тень, за ней еще одна, и еще. Корабли Конфедерации. Когда один из них пролетел над самой головой, Ройл узнал его — старейшая модель из самых первых. Он видел прототип в музее Академии. Судя по виду, этот относится к тем далеким временам, когда человечество начало активно колонизировать планеты.
Несколько столетий прошло с этого дня и как может хоть кто-то помнить то, чем все начиналось.
Роланд только сейчас начал припоминать, но очень смутно, школьный курс истории. Первоначально планета была признана непригодной для жизни. И прошло еще пара десятилетий после ее открытия до того момента, когда в Совете решили не упускать возможности. Да, в таком виде планета не годится для людей. Серная почва, избыток углекислого газа в атмосфере. Но уже тогда стали проводить первые удачные опыты терраформирования планет. Все же планета пусть отдаленно, но подходила выходцам с земли. Даже такие планеты встречались на пути колонизаторов не так часто, во всяком случае куда реже раскаленных шаров или газовых гигантов. Было принято решение планету изменить.