Над поверхностью земли пронесся низкий гул, башня содрогнулась. Сухой горячий воздух ворвался в единственное окно: сразу стало тяжелее дышать.
— Дракон, — объяснил Уголек. — Все ближе.
— Так, понятно. А выйти можно из башни, или только по канату?
— Здесь есть ступеньки, но спускаться опасно. Там смерть ходит…
— Ты так сейчас это сказал, словно Смерть — это старуха с косой, в черном капюшоне. — Ната пыталась пошутить, разрядить обстановку, но Уголек оставался серьезным, даже еще сильнее сжал губы.
— Так и есть. Косы я, правда, не видел. Но плащ у нее черный, это точно. Я хотел выйти, а она по лестнице ходит — вверх, вниз. Только в эту комнату не заходит, потому я здесь и сижу.
— Прелесть какая, — пробормотала Ната, которая вовсе не горела желанием повстречаться с самой Смертью. — Значит, через окно!
У окна их ждал неприятный сюрприз — от толстого каната, который Ната оставила свисать из окна, сохранился только конец, который был привязан внутри башни. Та часть, что оставалась снаружи, превратилась в пепел — видимо, Дракон пролетел слишком близко и сжег его своим дыханием.
Натали высунулась из окна, прикидывая расстояние до поверхности — высоко. И если волдыри на руках и стертые колени болели до сих пор, значит разум воспринимает все происходящее реальностью. Прыгнут — разобьются. Тут и сказочке конец…
— Уголек! — она взяла его за руки. — Знаю, что тебе страшно, но нам придется спуститься по ступеням. И что мы с тобой — маленькие, чтобы боятся какой-то там старухи! Плюнем на нее, она и рассыплется!
Уголек посмотрел недоверчиво, но спорить не стал.
— Ладно, идем, — вздохнул он. — Я первый.
— Это почему?
— Я мальчик и буду тебя защищать.
Ната не смогла сдержать улыбки — Ройл оставался собой даже сейчас.
— Давай вместе! — она протянула руку.
Лестница начиналась под деревянным люком в полу, Ната потянула крышку за кольцо — в лицо ей дохнула жаркая, липкая темнота. Ступени удалось разглядеть не сразу, но глаза постепенно привыкли, и она увидела их. Каменная лестница вилась спиралью, Ната насчитала пять ступеней, остальные скрывались за поворотом. Узкая — не развернуться если что, отступать придется спиной. И идти придется поодиночке, зря пообещала Угольку держать его за руку.
— Я первая, — сказала она твердо, чтобы Угольку и в голову не пришло спорить. — Держись прямо за мной.
Маленький Роланд засопел, но промолчал.
В узком проходе между серых стен было темно и душно. Возникло ощущение, что они спускаются на дно колодца. Шаги гулко отражались от стен, и казалось, что впереди и сзади их сопровождают невидимые спутники.
Они спускались уже очень долго и по ощущениям давно должны были достигнуть выхода. Но не выхода, не старухи в капюшоне не наблюдалось. Нате стало тревожно: что если они так и будут идти и идти вечность в этой темноте, без надежды выбраться наружу. И сколько прошло уже времени? Может быть, и сама она давно мертва там, во внешнем мире, а здесь остался лишь ее призрак, обреченный на бесконечный спуск по спирали все ниже и ниже. Стены давили и воздуха не хватало.
— Роланд, — крикнула она, не сдержавшись. На секунду стало так страшно, что сердце едва не выскочило из груди.
— Я здесь! — он коснулся сзади ее ладони.
Ната, чувствовала, что у нее от волнения подгибаются ноги и села на корточки. Роланд присел рядом.
— Отдохнем, да?
— Да… Уголек! Почему эта башня? Почему дракон? И старуха эта! Ох, ты, наверное, даже не понимаешь, о чем я говорю…
Она закрыла лицо руками. Надо сосредоточится, надо подумать… Но мысли разбегались, внутри была только пустота и страх.
Мальчик вдруг заговорил, глядя в пол:
— Мне кажется, будто я в каком-то сне. Что это все не совсем настоящее. Я, наверное, сплю в своей комнате, а башня, дракон и смерть — они просто пришли из сказки, которую мама читала на ночь.
— И что за сказка?
— Сказка про сына дракона. На него уже при рождении наложили проклятие, потому что его отец дракон погубил много прекрасных девушек. Это была месть за его злодеяния. Попросили самую жестокую колдунью, чтобы она заколдовала ребенка, потому что другим в последний момент становилось его жаль. И проклятие это заключалось в том, что сын дракона, который выглядел как обычный ребенок, должен был губить всех, кого любит. Смерть шла за ним попятам и касалась своей костлявой рукой всех, кто был ему дорог. Сначала умерли все, кто решался вырастить мальчика. И в конце концов не осталось никого, кто захотел бы проявить к нему хоть капельку сострадания. Все гнали его прочь. И в один из дней он покинул город — больше он никому не был нужен здесь, никто не хотел помочь. Он пошел скитаться по лесам и долинам, одинокий и несчастный. Другой ребенок давно бы уже умер от голода и болезней, но сын дракона не был обычным мальчиком. Ему не страшен был ни холод, ни голод — он прекрасно обходился без еды и воды, и не замерзал даже в метель. Иногда добрые жители деревень и маленьких хуторов, которых он встречал по пути, не зная ничего о мальчике, хотели его приютить. Но проклятие не оставило его, и когда однажды утром все члены семьи, забравшей его к себе в дом, не проснулись, он решил, что больше не позволит себе ни к кому привязаться. Так он и шел вперед и вперед, пока не превратился из ребенка в мужчину.
Он замолчал ненадолго, и Ната уже подумала было, что это конец истории.
— Печально как. Не хотелось бы мне стать причиной страданий тех, кого я люблю, — сказала она, и вдруг вздрогнула, прижав руки к груди. Нату словно холодной водой окатило, тело покрылось мурашками даже в этой жаркой духоте. Она и сама такой же несчастный ребенок, проклятый ни за что. Никто не спросил ее, хотела бы она эту силу, ведь пока ничего, кроме страданий и разрушения она не дала. И никакой надежды, никакого спасения…
— Это еще не все, — ответил Уголек. — И ты что-то, вижу, расстроилась. Это ведь сказка, а в сказках все всегда заканчивается хорошо… Хоть и не сразу. Он скитался так, пока не пришел к башне, что возвышалась одиноко среди зеленого поля. По краям поля стоял непроходимый лес, увитый колючими лианами, так что никто из людей не мог сквозь них пробраться. Но сын дракона был человеком только наполовину и острые шипы не ранили его. А еще он мог раскалить свое тело, словно горящую головешку и лианы сами стремились уползти подальше от его огня.
— Класс! — сказала Ната. — А я вот так не могу.
— Еще бы, — сказал Уголек. — Ну, слушай дальше! Сын дракона надеялся, что башня пустует, и он тогда сможет поселиться в ней, жить одиноко и никому больше не причинить вреда. И как же он удивился, увидев, что в окне башни стоит прекрасная девушка. Девушка была печальна и бледна. «Кто ты и почему так печальна?» — спросил сын дракона. «Я печальна, потому что проклята и обречена на вечные страдания!» — ответила она: «Каждую ночь приходит ко мне старуха Смерть и мучает меня. Забирает все силы, всю радость и надежду. Грозится убить, но почему-то не убивает, и каждую ночь все повторяется снова…» Сыну дракона стало очень жаль несчастную девушку. К тому же, он сам был проклят и понимал, что это такое. Поэтому он не ушел, не бросил ее одну, а поселился в лесу неподалеку и каждое утро приходил и подбадривал ее, разговаривал с ней, стараясь, чтобы ее жизнь стала хоть немного лучше и светлее. Но с каждым днем, он все сильнее чувствовал, что привязывается к ней. Что еще немного и не сможет жить без ее улыбки и тихого голоса. А это означало, что он, полюбив, погубит ее. Она и так, бедная, каждую ночь так близка к гибели. И сын дракона решил рассказать ей все, попрощаться и уйти. Но девушка, услышав о проклятии, не испугалась. «Если ты уйдешь, — сказала она, — я все равно умру. Сердце мое остановится от горя. Ведь я уже очень сильно люблю тебя и не смогу теперь жить, как раньше — каждую ночь в вечном страхе перед Смертью. Пусть я лучше умру в твоих объятиях. Поднимайся ко мне, проведем последний день вместе!» Сын дракона заплакал, но понял, что по-другому поступить не сможет. Пусть это будет их последняя ночь, а когда Смерть коснется ее, он, как только это случится, выбросится из окна башни. Он поднялся в башню, и они провели вместе весь день, и это был самый прекрасный день в их жизни. А потом солнце закатилось за горизонт, и на лестнице раздались тихие шаги — это поднималась Смерть. «Вот и все, — сказала девушка. — Сожми меня крепче. Сожги меня своим огнем. Я вспыхну, как звезда, и умру счастливой!» Она прижалась к его груди, а он сжал ее в своих объятиях, и засиял, загорелся ярким алым огнем. И в эту же секунду к ним кинулась черная тень — это была Смерть. Она выла от злости и корчила страшные гримасы. Она была в ярости. Она пыталась подступиться ближе, но языки огня не давали ей этого сделать, и Смерть была бессильна перед ними. Сын дракона держал свою любимую и плакал, потому что был уверен, что она уже мертва, но она вдруг прикоснулась к его щеке, и рука ее была прохладной и белой, без единого ожога, хотя она стояла в центе бушующего пламени. «Мой любимый, — сказала она, — мы победили Смерть. И победили свое проклятие».