Наташа поглядела на меня и с сожалением покачала головой:
- Даа, Аня, придется тебе все-таки разбираться с этой проблемой.
Тут как всегда неожиданно на обрыве очутился Странник. На этот раз он был полностью экипирован как для похода в заросли - в сапогах, штормовке и кепке защитного цвета. Присев на корточки, он рассматривал нас, пережевывая во рту длинную травинку.
Я посмотрела на него и развела руками - вот, мол, я тут не причем.
Маг непонимающе обвел наши лица взглядом.
- И что теперь будет? - спросила Наташа.
- А ничего, - с хищной радостью ответил Странник, - теперь он ослаблен.
Мне вдруг стало очень обидно, я выхватила ножик у Мага из рук и со слезами на глазах рванула по тропе на обрыв, лишь бы от них подальше. Что теперь делать?.. Вслед донесся радостный смех Странника.
Злобно фыркая и отдувая челку с лица, натянула сапоги, накинула куртку, нож положила в карман и пошла куда-то в лес по тропе, куда глаза глядят. По непонятной причине внутри все кипело. Достали все, и Маг этот дурацкий со своим индульгированием, и Странник со своими непонятками и даже Наташка со своим хихиканьем.
Я шла и пыхтела на весь лес, как закипающий чайник, фыркая и бормоча себе под нос нелестные эпитеты всем и вся, и оглашая округу тихими невнятными жалобами.
Тропы вокруг лагеря были натоптаны хорошо, я пошла куда-то в лес и отшагала в чащу уже километра полтора. Вокруг стоял уральский лес, не густой, не редкий, в самый раз - весь в соснах, елках, можжевельнике, папоротниках, кустах костяники и вороньего глаза. Я шла по едва заметной тропинке куда-то, ни о чем не думая. Постепенно я успокоилась. И чего раскипятилась, непонятно. В мозгах журчал суетливый внутренний диалог, пережевывающий раза разом события последних дней. Я смогла его усмирить до этого тихого невнятного копошения, но выключить совсем не получалось.
Чаща кончилась опушкой, и я вышла к густому черемуховому кустарнику. Тропа огибала его и выходила на череду небольших полянок. Походив тут и там, я выбрала себе место, которое мне показалось комфортным. Посидела и поняла что это не то. Снова пошла дальше и дальше. Полянки длинной анфиладой уходили куда-то все дальше в кустарники и лес, тропа давно пропала, я продиралась через дикие травы. Увидела какой-то крутой холмик. Взобравшись на него, я удивилась. Место было не очень обычное. Словно крутой невысокий (не выше 3 метров) холм разрезали пополам, и через него проходила как будто бы тропа, но без начала и конца. На дне этого разреза располагалось пятно примерно метр на полтора, совершенно чистое от трав. Формой оно напоминало стилизованную хищную птицу, с вытянутой головой и частично расправленными крыльями. Чем-то он напоминал пикирующего сокола Рюриков, но более размазанный.
Я спустилась вниз, подошла к странному пятну, наклонилась и потрогала землю. Я было подумала, что это родник, но нет - камни и песок были совершенно сухими, даже горячими. И тут было необыкновенно хорошо.
Я постелила куртку и легла прямо на изображение птицы. Устроившись, уставилась в небо, на проплывающие облака. Было не очень жарко, солнце уже пошло под уклон. Я бездумно лежала и смотрела в небо.
Время шло, и я, кажется, уснула. И привиделось мне следующее.
Будто я нахожусь в каком-то доме, или хижине. Стены ее из веток, обмазанных глиной. Комната освещена солнцем, на стенах мелькают тени от листвы за окном. На столе стоит сосуд с водой - глиняная шершавая поверхность с отпечатками пальцев, капля росы на горлышке. Обведя все вокруг глазами, я рассмотрела подробно и сосуд, и отпечатки пальцев, и каплю на горлышке, и глину на стенах, и земляной пол с клочком сухой травы, и травяную метлу у стены, и край окна. Почему-то я не могла обернуться. Рассмотрев все хорошенько, я вдруг сказала:
- Я в сновидении. Я так сказала, и я поймала себя на том, что я сказала, что я в сновидении. Я услышала, что я сказала, что я себя поймала, что я сказала, что я в сновидении. Значит, я в сновидении!
После чего я смогла двигаться, и стала передвигаться по комнате, рассматривая и прикасаясь к различным предметам, но постепенно они все стали расплываться, словно на глазах появились слезы.
Сквозь эти слезы я вдруг увидела стоящего на пороге большого волка. Волк был какой-то странный, но в чем эта странность, сквозь муть я не смогла понять.
- Осторожно, - сказал он.
Очнувшись, я не успела даже удивиться такому странному сну. Открыла глаза и увидела над собой на фоне голубого неба висящий в воздухе очень бледно светящийся сгусток неопределенной формы. Он светился так слабо, что его едва можно было разглядеть. Я поморгала, свечение никуда не исчезло. Я не шевелилась, боясь спугнуть это.
Потом я поняла, что это Хорта. Он уже не был такой веселый, как ночью на Выселках, но был все такой же легкий и ни к чему непривязанный.
Далее между нами произошел обмен информацией, которую невозможно описать в словах, так как по большей части это были эмоции, приправленные знанием. Я никому не скажу, о чем мы говорили и о чем договорились.
Потом я встала и пошла обратно в лагерь, уже точно зная, что делать. Очень легко, не плутая в кустах, нашла обратный путь. В лагере я нашла Витьку и выпросила у него одну интересную штуку, которую он таскал с собой, сам не зная зачем. Штука походила на пистолетный патрон с просверленным в основании трубки отверстием для шнурка. Может брелок, а может и правда патрон, я не знала. Витька без споров подарил мне вещь.
Затем я нашла у себя подходящую веревочку, из свитера выдрала синюю шерстяную нитку, потом у Наташки выпросила красную шерстяную нитку, переплела их и продела получившийся шнур в отверстие патрона. Затем взяла нож и оплела им, как могла аккуратно (пришлось дважды переделывать) березовую рукоять. Патрон болтался на разноцветном хвосте длиной сантиметра четыре.
По словам Хорты, патрон имеет форму, которая цепляет внимание любой женщины, поэтому мне легко будет запомнить его и воспроизвести во сне, тем самым притащив в сон любой предмет, к которому будет привязан шнур. Сам нож запоминать и таскать в сон прямым вниманием нельзя. Если перенести шнурок с патроном на любой другой предмет, то он также может очутиться во сне.
Вечером, когда мы готовили ужин, я вынула нож, чтобы почистить им картошку. Кроме Наташки и Странника, который опять сидел с нами и задумчиво перебирал струны на гитаре, никто ничего не заметил. Странник только хмыкнул, как-то даже уважительно подняв брови и посмотрев на меня. А Наташка удивлено распахнула глаза и тихонько хихикнула:
- Патрон подарил патрон?
Она попала удивительно в точку, но пришлось ее слега подправить.
- Патрон - не Витька, - односложно сказала я.
- Не Витькин? - переспросила она.
Я помотала головой и промолчала. Больше до самого конца поездки никто даже словом не обмолвился ни про Волка, ни про нож, как будто ничего и не было. Еще много интересного мы с Наташкой насмотрелись, но никто больше не приставал ко мне с просьбами вылечить зомби, приручить саламандру или выйти на контакт с созвездием Ориона. Да и слава Богу!..
...А через год, после многих тренировок и попыток, в одном из моих снов появился острый нож с зеркальной поверхностью. На его рукояти болтался длинный красно-синий шнур с пулей на конце. И Хорта, желтый волк с четырьмя хвостами, странности которого я уже знала наизусть, пришел меня учить разным странным вещам, неописуемым на языке нормальных людей и совершенно не имеющим никакой практической ценности в нашем суетном мире.
А потом сделала одну глупость - вышла не туда, куда надо. То есть замуж. И вот тогда в хижине из ветвей, обмазанных глиной, с глиняной чашкой, на которой навечно остались отпечатки пальцев мастера, Хорта и сказал мне те памятные слова: "Я вернусь, когда Зеленый Ворон склюет твою апельсиновую шкуру". Махнул своими хвостами и пропал.