Он как-то оказался проездом на планете, чьи обитатели в конечном счете уничтожили всю местную фауну, заселив планету дешевыми генномодифицированными версиями самих себя — встреча с людьми-рыбами, людьми-пустынными грызунами и даже людьми-орбитальными спутниками были тем опытом, который он и много лет спустя вспоминал без симпатии.
Хватало заданий и на самой Ганзе — как пояснял Хелайн, который изредка бывал в болтливом настроении, планета была чем-то вроде его временной оперативной базы. «Паршивое место, парень, — сказал он однажды молчаливому по своему обыкновению Доктору. — Но не я его выбирал — этой чести мне никогда не доставалось, таков уговор. Выбирают люди, запомни это. Выбирают всегда люди.»
Доктор запомнил эту фразу, хотя и не понял ее.
Через девять лет он впервые узнал о возможности путешествий во времени. Хелайн показал ему, как это делается. Все оказалось очень сложно в теории — но он никогда не любил теорию, и потому пропустил большую часть сказанного техно-жрецами мимо ушей. Главное было ясно: для путешествий нужна была энергия, и она имелась. К источнику энергии имел доступ только хозяин, но он был склонен делиться ей. Путешествия в прошлое были дороги, но возможны. Существовали запретные годы, места и периоды — например та же Уратха за несколько лет, во время и сразу позже своей гибели в конце двадцать второго века. Путешествий в будущее не существовало.
Несмотря на невероятные возможности, предоставляемые темпоральными прыжками, чаще всего они использовались с сугубо утилитарными целями, во избежание парадоксов времени, вызываемыми сверхсветовыми скоростями космических кораблей. Возможность прыгнуть назад на несколько лет сразу после выполнения заказа позволяла существенно экономить на оперативных расходах, и все это работало на повышение прибылей корпорации, которой руководил Хелайн.
Забавно, что возможность повелевать неумолимым временем, о которой так долго мечтали поэты и писатели всех без исключения разумных цивилизаций, в конце концов обернулась способом извлечения дополнительной прибыли. С другой стороны, это было единственно разумно, а значит, неизбежно.
Он прыгал в прошлое, близкое и совсем далекое, с целями как простыми и ясными, так и запутанными, смысл которых от него ускользал. Однажды с помощью гравитационной пушки он сбил космический корабль, который как раз входил в атмосферу неизвестной кислородной планеты, тот упал в тайгу и поджег ее. В другой раз вколол сильный галлюциноген шестерке туристов, ночующим на заснеженном перевале. Уничтожил какой-то редкий вид вьющихся растений в душных, пропахших порохом джунглях. Все это было странно, иногда противно, но обычно не слишком сложно.
— Но как же эффект бабочки? — спросил он как-то у Хелайна. — Изменения в прошлом неизбежно затронут настоящее. По крайней мере, так это всегда объяснялось. Объяснение было ошибочным?
— Не совсем, — протянул Хелайн. Он полулежал на кушетке, протянув ноги на специальный стульчик, и курил длинную папиросу. Витиеватый дым не поднимался к потолку, а отчего-то витал вокруг его обряженной в восточный халат фигуры. — А может, и да. Так сразу не объяснишь.
В вязком воздухе исступленно били крыльями бабочки и парили лепестки роз. За пределами их шатра кто-то, кажется, пел что-то тягучее низким вибрирующим голосом, по стенам ползли тяжелые тени.
— Мир меняется, — сказал наконец Хелайн. — От наших путешествий во времени — да, конечно. Каждый раз. Другое дело, что эти изменения не особенно влияют на Вселенную. Не тот масштаб. Понимаешь?
— Нет.
— Ну… если ты прыгнешь в прошлое и убьешь изобретателя сверхсветового двигателя до того, как он его придумает, то эту чертову железяку все равно изобретут. Не в тот год, так чуть позже. Если зарезать какого-нибудь Калигулу, на его место придет точно такой же ублюдок с похожим именем. Если отправить во времена Второго Рима десяток современных винтокрылов или армейский артиллерийский батальон, или даже целую чертову армию — не изменится ровным счетом ничего. Время чудовищно устойчиво, парень. Оно бесконечно, бескрайне — и плевать хотело и на тебя, и на всех остальных. Оно поступает так, как считает нужным, давит массой, выворачивает нам руки. Все произойдет как должно произойти — но мы можем самую чуточку повернуть форштевень этого неповоротливого ледокола. Совсем немного изменить ситуацию в нашу пользу.