О, эти вопросы… Диксон восстановил в памяти первую партию, предложенную ему с полгода назад, и закурил, несмотря на то что следующая сигарета полагалась только в пять. Да, с полгода назад, в начале декабря, через семь-восемь недель после того, как он устроился на работу. Первый был, как Диксону помнилось, — «Вам нравится у меня в гостях?». Положительный односложный ответ показался ему столь же простым, сколь и правдивым. Далее последовало: «Как по-вашему, мы с вами родственные души?» — потом: «У вас тут есть знакомые девушки, кроме меня?» — и, наконец, на третье подряд его приглашение сходить куда-нибудь Маргарет выдала: «Мы теперь будем часто видеться?» Этим же приглашением датировались первые сомнения, хотя незадолго до и еще некоторое время после Диксон думал только, как подобная честность и прямота облегчают весь муторный процесс. То же самое сначала он думал и об откровениях: «Мне очень хорошо с вами», «Вообще-то у меня с мужчинами обычно отношения не складываются», «Не будете смеяться, если я скажу, что наше руководство, принимая вас на работу, даже не представляло, как сильно выиграет?». Диксону было не до смеха — ни тогда, ни сейчас. Интересно, что она сегодня наденет? Диксон найдет в себе силы похвалить что угодно, кроме зеленого с разводами платья в сочетании с туфлями из искусственной замши на низких каблуках.
Однако где же Уэлч? Говорят, старик любит собственные приглашения на тормозах спускать. Диксон взбежал на крыльцо, метнулся мимо мемориальных табличек, по пустым коридорам. Знакомый кабинет с низким потолком был пуст. Диксон спустился по черной лестнице (сам нередко пользовался этим путем к отступлению) и вошел в преподавательскую раздевалку. Уэлч брезгливо склонился над умывальником.
— Вот вы где, — панибратски произнес Диксон. — А я уж думал, вы без меня уехали. — И поспешно добавил: — Профессор. — Еще секунда — и было бы поздно.
Уэлч поднял узкое свое лицо, перекошенное недоумением:
— Без вас? А вы разве…
— Вы приглашали меня к себе на чай, — объявил Диксон. — В понедельник, за кофе, в преподавательской. — Диксон случайно взглянул в зеркало и удивился выражению почти щенячьего дружелюбия, застывшему на его собственном лице.
Уэлч как отряхивал руки от воды, так и замер, точно дикарь перед шаманом.
— За кофе?
— Да, за кофе, в понедельник. — Диксон сунул руки в карманы и только там сжал кулаки.
— Скажите пожалуйста! — Уэлч в первый раз поднял взгляд на Диксона. — Скажите пожалуйста! А разве мы на сегодня договаривались? — Уэлч повернулся к грязному контейнеру для рулонных полотенец и стал медленно вытирать руки, не сводя глаз с Диксона.
— Именно так, Профессор. Надеюсь, обстоятельства не изменились — вам удобно сегодня?
— Да-да, вполне, — произнес Уэлч нехарактерно тихим голосом.
— Вот и хорошо. Я жду не дождусь. — И Диксон снял с крючка свой засаленный плащик.
Уэлч еще некоторое время бесцельно побегал по раздевалке. Впрочем, он успешно восстанавливался и довольно скоро уже смог взять «рюкзачишко», нахлобучить потертую зюйдвестку и предложить:
— Поедемте на моей машине.
— О, это было бы очень кстати.
Они свернули на гравийную дорожку и приблизились к импровизированной автостоянке. Пока Уэлч шарил по карманам в поисках ключей, Диксон осматривал окрестности. Запущенный газон заканчивался изрядно прореженной изгородью, за которой Колледж-роуд вела на городское кладбище — архитектурная особенность, ответственная за добрую дюжину острот. Лекторы любили сопоставлять способности присутствующих в аудитории со способностями «группы через дорогу» в плане усвоения материала, в то время как параллель между обязанностями кладбищенского сторожа и заведующего учебной частью нет-нет да и приходила на ум не только преподавателям.
В предвечернем майском свете пригородный автобус небезуспешно штурмовал холм. «Явно прибудет раньше нас», — сам с собой поспорил Диксон. Внезапно сверху, из открытого окна, раздалось пение. Громовой голос походил на голос Баркли, преподавателя музыки. Весьма вероятно, он и принадлежал Баркли.
Минутой позже Диксон сидел в машине. Уэлч дернул за стартер. Тускло звякнуло, будто звонили в треснутый колокольчик. Затем залязгало и задребезжало во всех частях машины сразу. Уэлч повторил попытку. На сей раз звуки были такими, будто кто-то бил пивные бутылки. Прежде чем Диксон смог предпринять что-либо помимо закрытия глаз, его вдавило в сиденье, а его сигарета, все еще тлеющая, выпала из пальцев и канула в щель. Автомобиль прошелестел шинами по гравию и выскочил на газон. Свернуть Уэлч не потрудился. После газона машина ползла словно черепаха. Звуки, издаваемые механизмом, стали немного тише, однако децибелов существенно не убавилось — запоздалая группка студентов, преимущественно в университетских желто-зеленых шарфах, застыла подле ректорского дома, обклеенного объявлениями о спортивных мероприятиях, и долго смотрела им вслед.
Они ехали по Колледж-роуд, держась середины. Напрасно сигналили грузовики. Диксон косился на Уэлча — и не без удовольствия отмечал, что тот сохраняет на лице выражение спокойной уверенности, словно бывалый квартирмейстер в грозу. Диксон снова закрыл глаза. Он надеялся, что после второго неуклюжего переключения передачи (которое Уэлчу еще предстояло) тот оставит тему колледжа. Диксону казалось даже, что лучше послушать о музыке или об успехах сыновей Уэлча — женоподобного литератора Мишеля и бородатого околоживописного пацифиста Бертрана (так их характеризовала Маргарет). Впрочем, Диксон знал: какую бы тему ни выбрал Уэлч, задолго до конца поездки его, Диксона, лицо будет походить на старый полупустой мешок — от потуг растянуться в улыбке, продемонстрировать интерес и вставить пару дозволенных словечек, а также от лавирования между пропастью смертной скуки и вулканом гнева.
— Диксон… Хм-хм!
Диксон открыл глаза и состроил гримасу стороной лица, которая была обращена к окну.
— Да, Профессор?
— Насчет этой вашей статьи.
— Я… Я, видите ли…
— Вам Партингтон уже ответил?
— Да, ответил. На самом деле я отправил статью ему первому, как вы помните, и он сказал, что обилие прочего материала…
— Что?
В попытке возможно дольше скрывать от Уэлча его провал в памяти и тем обеспечить себе путь к отступлению Диксон понизил голос до приглушенного:
— Как я вам говорил, Партингтону сейчас некуда втиснуть мою статью.
— Некуда втиснуть? Так и сказал: некуда втиснуть? Впрочем, вполне понятно: им каждый день шлют целый… целый вагон всякой… всякой дребедени. Однако, должно быть, если какой-то материал вызывает их заинтересованность, они… полагаю, они тогда… Диксон, вы только Партингтону статью отсылали?
— Нет, еще Кейтону, который месяца два назад в литературном приложении к «Таймс» анонсировал новое историческое обозрение с международным уклоном или что-то в этом роде. Я думал, меня сразу напечатают. В конце концов, новому журналу не с руки материалом разбрасываться…
— Вы правы — всегда следует пытать счастья в новых журналах. Некоторое время назад в литературном приложении к «Таймс» анонсировали такой журнал. Фамилия редактора — Пейтон или что-то созвучное. Попробуйте обратиться к нему, раз уж так вышло, что более солидные издания не имеют возможности напечатать вашу… ваш труд. Кстати, как вы его назвали?